Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Одним из самых распространенных обвинений против «международного еврейства» было обвинение в заговоре: евреи собираются овладеть миром, чтобы эксплуатировать его, при этом и правые, либеральные и капиталистические, и левые, социалистические и коммунистические движения используются для достижения цели «избранного народа», которому их бог обещал власть над землей. Здесь нелишне заметить, что подобные замыслы приписывались не только евреям. С гораздо большими основаниями их можно было приписать большевизму, который открыто провозгласил своей целью совершение мировой революции; стремление же Советского Союза к мировому господству станет основным мотивом истории XX века. Католическая [15] catholic (англ.) – всемирный. – Прим. пер. церковь веками работала для того, чтобы действительно стать всемирной. Более того, в предыдущей главе было показано, что целью самого Адольфа Гитлера было завоевание всего мира для арийской расы господ. Именно это звало его на борьбу с мнимым всемирным еврейским заговором, о котором трубили пресловутые памфлеты наподобие «Протоколов сионских мудрецов», но которые так никогда и не смогли подкрепить свои обвинения доказательствами. «Этот тезис о мировом еврейском заговоре, о направляемом из некоего центра, то есть о расово обусловленном, методично осуществляемом завоевании мира евреями настолько абсурден, что лишь очень ограниченный, болезненный ум и соответственно окостеневшая душа может принять эту очевидную фальсификацию всерьез» (Кристиан Центнер 261).

Согласно Роберту Джексону, одному из главных обвинителей на Нюрнбергском процессе в 1946 году, в Германии евреев «было так мало, что они были беспомощны, но все же достаточно для того, чтобы их можно было сделать пугалом». Имеются бесчисленные документы, говорящие о садистских наклонностях штурмовиков и молодежи из Гитлерюгенда, которые могли унизить и избить любого еврея, разгромить его магазин, и все это без какой-либо попытки сопротивления с его стороны. Войдя во вкус, они были готовы на большее. До сих пор поражает тот факт, что еврейские толпы сотнями тысяч безропотно шли, «как агнцы на заклание». Рауль Гильберг объясняет это так: «В диаспоре евреи всегда были в меньшинстве и жили в постоянной опасности, но они усвоили, что могут умилостивить и задобрить своих врагов и тем самым отвести грозу и избежать гибели. Это был урок длиной в две тысячи лет. Евреи не могли неожиданно переключиться, [когда их руководители поняли], что современная индустрия убийства действительно способна уничтожить всех евреев Европы» 262. «Простой истиной является то, что еврейская прослойка была слабой, уязвимой и никогда не вынашивала агрессивных замыслов против Германии», – пишет Роберт Вистрич 263.

Леон Поляков ищет причины этой безропотности и находит ее истоки в средних веках, когда после резни, устроенной крестоносцами в Вормсе, Майнце и других местах, «мученичество стало чем-то вроде обычая… Каждая новая жертва христиан становилась воином, павшим во славу Имени; погибшему часто давался титул “кадош” (святой), происходило нечто вроде канонизации… Убийство родителями своих детей [чтобы предотвратить их крещение или их убийство христианами] стало интерпретироваться в свете жертвоприношения Авраама, а история патриарха и его сына, под именем “акеда” (жертвоприношение Исаака), стала символом еврейского мученичества» 264.

Тем не менее, это «расхожее клише, утверждение о том, что евреи не противились своим убийцам и просто шли, “как скот на бойню”, не является ни точным, ни заслуженным… Эта безоговорочная критика их поведения упускает из виду то, до какой степени нацисты скрывали истинные цели своей еврейской политики. Они сознательно поддерживали ложные надежды на то, что уступчивость и труд могут стать для евреев спасением», – пишет Вистрич.

И он продолжает: «Выражение “как скот на бойню” также упускает из виду тот факт, что сама идея полного физического уничтожения была настолько беспрецедентна, что большинству евреев (и неевреев) она просто могла казаться плодом больного воображения. Также забывают о том, до какой степени евреи в гетто были истощены и деморализованы, отрезаны от мира. Недооценивают и устрашающий эффект коллективных наказаний, которые нацисты применяли при малейшем признаке сопротивления. Понимание того, что месть будет ужасающей, отбивало охоту к вооруженному сопротивлению по всей Европе. Военнопленные союзники и сотни тысяч русских пленных бунтовали крайне редко, несмотря на то, что их караулила горстка охранников. Однако против них редко выдвигают обвинения в пассивности. С ними, между тем, не обращались так бесчеловечно, как с евреями в гетто и в нацистских лагерях.