26 лет, по шесть месяцев в году, я прожил в Репино в Доме творчества кинематографистов в 32‑м номере, где у меня вся стена была заклеена заготовками для очередного сценария.
– По сценариям Кунина снято 32 фильма. Какие из них Вам наиболее близки?
– Мне нравятся – даже скажу сильнее – я люблю пять картин: «Хронику…», «Старшину» с превосходным актером Владимиром Гостюхиным, «Трое на шоссе» с Арменом Джигарханяном и Вячеславом Невинным, «Чокнутых» (картина снята Аллой Суриковой) и «Ребро Адама» режиссера Вячеслава Криштофовича, где великолепна Инна Чурикова…
– А «Интердевочка», снятая Петром Тодоровским по повести, наделавшей много шума и вышедшей в Советском Союзе, России тиражом три миллиона экземпляров?
– Все остальные фильмы по моим сценариям, включая «Интердевочку», – это середняк, не более того. Сценарий я писал не на Елену Яковлеву, а на Татьяну Догилеву. Мы с Петром Тодоровским были очень дружны до этих съемок, потом разошлись в оценках некоторых ситуаций, и наши отношения, к сожалению, охладели.
Впрочем, «Интердевочка» сама за себя сработала – то ли запретностью темы (валютная проституция в стране победившего социализма), то ли еще чем-то – Вам это лучше знать, чем мне… (А. Самойлов заведовал отделом прозы журнала «Аврора», где в начале 1988 г. была напечатана «Интердевочка» – ред.). Тогда это сулило издателям крупные неприятности.
– Ну, особых неприятностей не припоминаю, но проходила она через цензуру и наших обкомовских и иных кураторов тяжко. Около полусотни замечаний по тексту сделали в Большом доме, на Литейном, 4. Помню три восклицательных знака поставили на полях рядом с фразой одной из Ваших героинь: «Затрахали-замучили, как Пол Пот Кампучию».
– А помните первое письмо, пришедшее в редакцию?
– Еще бы не помнить: пять московских путан (кстати, обремененных семьями) поведали, что читали «Аврору» всю ночь, даже «на работу» не ходили…
– …И пришли к выводу, что повесть правдива хотя бы до середины, потому как еще не знают, «чем закончится твоя повесть, наш дорогой товарищ и друг Кунин Володя».
– Ни одна публикация «Авроры» за многие годы не вызывала такого бурного отклика, как «Интердевочка». Сработала, на мой взгляд, не пикантная оригинальность темы, а степень правды и боли о мире двоедушия, лжи и страха… Похоже, это оценили и за пределами СССР…
– Первым из зарубежных издателей мне позвонил Лев Ройтман из Мюнхена и попросил разрешения издать мою книгу в Германии. Впоследствии он продал «Интердевочку» еще в 23 страны, и, переведенную на 17 языков, ее смогли прочитать в Европе, Америке, Азии.
А наши отечественные газеты, еще вчера поносившие меня за очернение советской действительности и бездуховность, запестрели очерками о проститутках, сутенерах, бандитах. Наблюдая за всей этой вакханалией, я подумал, что не хочу больше писать вещи реалистические, что сегодняшняя супердинамичная жизнь ежесекундно обгоняет сам процесс работы над такими вещами, оставляя далеко за собой реалии, казавшиеся незыблемыми.
После «Интердевочки» я решил, что буду писать сказки. Сказки, построенные на реальной основе, где всё – герои, сюжет – сочинено, но ничто не выдумано. Мне остоедренил реализм!
– И Вы сочинили сказку для кино и отъезжающих «Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа»», веселую и грустную невероятную историю про русского Васю Рабиновича и еврея Арона Иванова, на старой яхте добирающихся из Ленин града до Хайфы. И еще одну сказку – рождественский роман «Русские на Мариенплац», о приключениях трех наших робинзонов в Мюнхене. На седьмом десятке лет сойти с пути, приведшего к громкому успеху, сменить кожу, жанр – Вы же снова рисковали, скрутив очередное сальто-мортале…
– А разве рискует только акробат, только летчик? Писатель, садясь за новую книгу, тоже рискует.
– А в чем он, писательский риск?
– Не повториться. Не повториться в следующем романе, в сюжетном ходе, в мысли, в настроении. Если ты и можешь позволить себе в чем-то повториться, то только в собственной манере письма, которая сидит в тебе генетически.
И вот, отправив в плавание яхту «Опричник» с Ивановым и Рабиновичем и написав рождественский роман о людях несчастных и по-своему счастливых, утешительную сказку, читая которую, надеялся автор, люди будут и смеяться, и плакать, я резко меняю регистр и пишу книгу более трагическую, с абсолютно новым для себя героем. В романе «Кыся» о приключениях дворового петербургского кота я веду повествование от первого лица, от имени кота Мартына.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу