Леня был удивительный человек. Садился в машину и спрашивал таксиста: «Вы знаете меня?.. Нет?! Я – народный артист Леонид Енгибаров, я – лучший клоун мира», что в его устах звучало обескураживающе трогательно, по-детски. В нем сохранялось столько детского, непосредственного, чистого.
Он чувствовал, что больше тридцати семи лет не проживет, и все свои последние двадцать дней говорил об этом. И еще говорил: «Я – гений. Понимаешь, я совершенен в своей работе. То, что делаю, я делаю «от» и «до»».
Все чувствовали себя в то лето, в июле семьдесят второго, отвратительно: стояла страшная жара, сушь, в Подмосковье горели леса и торфяники, в городе нечем было дышать. А Леня, хоть и был в отпуске, репетировал в Театре эстрады новые сольные концерты, готовил новые номера. Один из них показал мне: тело параллельно полу держится на одной руке, вторая рука козырьком у лба – тогда этого никто не делал.
Я – абсолютно непьющий человек, и не очень понимала, когда Леня говорил: «Я немножко выпил вчера, но вроде обошлось…»
…Мы вместе пошли на день рождения к Евстигнееву, там Леня очень серьезно выпил, потерял ключи от дома, но ключ от моей квартиры открыл его дверь. Мы оставили Леню одного. Я еще подумала: «Чего это он так?» А через день его не стало…
– Так Вам на манеже и не пришлось поработать?
– Почему же? Когда я заканчивала второй курс циркового училища, наш педагог, актриса ТЮЗа Татьяна Ивановна Булкина, предложила мне роль донны Роситы в спектакле по одной из пьес Федерико Гарсия Лорки. Спектакль шел в манеже, и в своем монологе: «Ах, какая ночь душистая разлилась по нашим крышам», я на весь манеж выдыхала: «Ааааах!..»
Булкина предложила мне прочитать «Нунчу» из горьковских «Сказок об Италии». Я взялась за нее без энтузиазма: «Да ну, это про любовь…», а я считала себя таким гражданским человеком. Но все же подготовила «Нунчу», стала ее исполнять. И когда поехала куда-то с коллективом радиостанции «Юность» и прочитала «Нунчу», радийщики решили, что ее надо непременно записать. Они сделали интересное музыкальное сопровождение, там были и песни…
Как-то прихожу на радио, а мне дают письмо от Фаины Георгиевны Раневской, начинавшееся с фразы: «Никогда не писала на радио…» Письмо – с самыми высокими словами. Для меня услышать, прочитать их – было абсолютным счастьем. Но поначалу до меня так медленно доходили похвалы из письма Раневской, все происходящее казалось нереальным, похожим на чей-то розыгрыш. Мне даже в голову не пришло позвонить ей, спросить, действительно ли она это написала, поблагодарить…
– В книге Алексея Щеглова о Раневской приводится дневниковая запись великой артистки об этом письме: «Талантливая Елена Камбурова. Услыхала ее однажды по радио, и я туда писала о ней с восхищением. Ее преследуют за хороший вкус»… Расскажите о Вашем знакомстве, дружбе с Фаиной Георгиевной.
– Фаина Георгиевна приехала на гастроли в Ленинград и включила в гостиничном номере радио в тот самый момент, когда я начала читать «Нунчу»… Ну все-таки судьбе или случаю (уж не знаю, как назвать) было угодно, чтобы мы встретились.
Появился один человек и говорит: «Я еду сегодня к Раневской. Хочешь посмотреть, как она живет?»
Раневская обычно говорила: «Я страшна в гневе». И нас она встретила без всяких любезностей. Первое тепло пошло, когда она спросила моего спутника: «А это кто?» Я назвалась и, в свою очередь, спросила, писала ли она письмо о моей «Нунче» на радио.
Настроение Раневской переменилось на 180 градусов: «Деточка, как хорошо, что Вы не фифа». И еще: «Запомните: я Вас благословляю».
А когда мы уходили, Раневская сказала: «У Вас такой же недостаток, как у меня. Нет, не нос. Скромность».
Я, наверное, больше не пришла бы к ней: благословила – и все. Но надо было подписывать какое-то письмо. Я взялась отнести его на Южинский переулок. И то ли она увидела мое отношение к ее собаке (а я безумно люблю животных), то ли что-то еще, но Фаина Георгиевна сказала мне: «Приходите…»
– В той же книге Щеглова рассказывается, что в день своего рождения, 27 августа, Раневская устраивала большой фуршет, на который в ее доме собиралось много замечательных людей: Уланова, Пельтцер, Камбурова, Саввина, Терехова, Юрский, Юнгер… И еще я узнал из этой книги, что три последних года своей жизни, с 1982‑го по 1984‑й, Фаина Георгиевна встречала Новый год дома вдвоем с Еленой Камбуровой…
– Фаина Георгиевна очень по-доброму относилась ко мне. Очень жалею, что у меня не было возможности часто бывать у нее: у нас тогда были большие плановые гастроли, работали мы за символические деньги, ездили по всему Союзу, и я возвращалась в Москву измученная…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу