Николай Мельников - Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников

<���…> Все еще не могу очиститься от омерзительной «Лолиты». Утверждения Ниггса, будто это «великое» произведение литературы, самый настоящий вздор. Литература ничего не потеряет, если оно не будет опубликовано. Полагаю, это умная, великолепно написанная книга. Но также считаю ее «непристойной» – в том смысле, что она «способна развращать». Со стороны Нигса просто глупо утверждать, что это «предостерегающая история», которая удержит всех, кто охвачен подобного рода соблазном, от желания воплотить его в жизни. Извращенцы подобного рода одержимы физической привлекательностью, и их не оттолкнет то, что Лолита была противной маленькой шлюшкой. Набоков подчеркивает физическую привлекательность с такой бесстыдной настойчивостью, что это скорее распалит страсть извращенцев, а не расхолодит ее. <���…>

Флэннери О’Коннор – Джону Хоуксу,

26 июля 1959

<���…> Читала «Истинную жизнь Себастьяна Найта». Набоков мне всегда нравился, начиная с книжки «Под знаком незаконнорожденных». Это было давно, и она вылетела у меня из головы – за вычетом того обстоятельства, что произвела на меня впечатление, возможно, даже повлияла на мою манеру. Но когда я читала Вашу первую книгу, «Под знаком незаконнорожденных» вновь пришли мне на ум. <���…>

Флэннери О’Коннор

Владимир Марков – Глебу Струве, 16 августа 1959

<���…> Большое спасибо за отрывки из писем Набокова. Для меня несколько вещей из них утвердили мои прежние подозрения. Во-первых, Набоков явно завидует Пастернаку, и зависть эта не одного художника к другому, не Сальерическая, ибо Набоков искренне, видимо, считает «Живаго» вещью неудачной, и тут он не одинок, да и нельзя было ожидать от него иного, зная его вкусы. Основа этой зависти – комплекс неполноценности. Набоков давно уверился, что этика в художественность не входит, и вдруг встречается с вещью, которая духовно-этическим содержанием и сильна, и он внутренне чувствует, что это большая сила, что благородство, чистота – вещи решающие и роман Пастернака именно из-за них производит действие на читателя, но сам Набоков не может это открыто признать, ибо давно «доказал», что это всё ерунда. На этой почве он может просто возненавидеть Пастернака – и есть за что. Пастернак ставит под сомнение всю его эстетику.

Еще одна вещь: у Набокова – явный эмигрантский комплекс, и это даже забавно у человека, который «вырвался» из эмигрантского «болота». Он до сих пор помнит, кто, когда и почему его выругал. А в общем, он, конечно, «ушел за какой-то далекий, сизый горизонт». <���…>

Роман Гринберг – Глебу Струве, 15 сентября 1959

<���…> Дорогой Глеб Петрович,

простите меня, что не отвечал на Ваше последнее письмо, в котором Вы меня спрашивали, не участвует ли Набоков в моем пастернаковском альманахе. Разумеется, его нет. Год примерно назад он, не прочитав еще «Живаго», стал меня бомбардировать ругательствами по адресу БЛП [Бориса Леонидовича Пастернака]. Отношение его было недоброжелательное, потому что почти одновременно выходила в свет и его «Лолита». Он не мог не понимать, как ужасно невыгодны для него неизбежные сопоставления этих двух книг, случайно появившихся на здешнем рынке. Набокова я хорошо знаю и много лет. Его огромное дарование нисколько не помогает ему преодолеть старый хронический провинциализм, накопившийся с первых дней его за границей: он не меняется с 20-х годов, когда Европа его так «поразила». Он все еще думает, что литература должна «эпатировать». <���…>

…23 сентября 1959

<���…> Вчера вечером приходил прощаться Набоков. Он уезжает в европейское путешествие на 6–7 месяцев. Я снова предложил ему принять участие в альманахе. Он уверял меня, что при всех других условиях он был бы рад, но из-за БЛП он этого сделать не может. Он готов был держать пари со мной, что пройдет год-полтора и Пастернак приедет сюда в Америку, в гости, делегированный как бы властями. И добавил, что мне будет стыдно за себя, что я затеял настоящее издание. Эдакий вздор! – подумайте! И откуда такой «злобный загиб»[?] Он мне рассказал о Вашей переписке о Пастернаке и его «антисемитизме».

Набокова я очень люблю, но мы часто не сходимся. Его солипсизм и нарциссизм и еще какие-то заскоки меня выводят из себя, а потом проходит, когда он умеет быть обаятельным и талантливым собеседником. Я очень рад, что так блестяще устроились его материальные дела. <���…>