Николай Мельников - Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников

Иван Бунин – Марку Алданову, 14–15 февраля 1946

<���…> Перечитываю кое-какие разрозненные книжки «Современных записок» – между прочим, с большим удовольствием «Начало конца». И дикий, развратный «Дар», ругаясь матерно.

Эдмунд Уилсон – Элен Мучник, 24 сентября 1946

<���…> Похоже, Госдеп пытается завязать контакты с В. Набоковым для того, чтобы предоставить ему место на русском радиовещании. Надеюсь, это получится, насколько я знаю, платят там хорошо, – хотя мне трудно вообразить, что он подавит свою склонность к извращенному юмору, из-за которого у него порой случаются неприятности. <���…>

Эдмунд Уилсон – Елене Торнтон, 4 октября 1946

<���…> Я мило провел время в Кембридже. Зазвал Набоковых на ужин в отеле, а после мы пошли к Левиным. Вера удивительно относится к Володе: пишет за него лекции, перепечатывает рукописи и ведает всеми его издательскими делами. И еще поддакивает ему во всем, так что в конце концов мне делается даже неловко, хотя самого Набокова все это чрезвычайно устраивает. Она запрещает своему четырнадцатилетнему сыну читать «Тома Сойера», поскольку считает, что книга безнравственна, дает пример плохого поведения и внушает мальчикам мысль, что даже в слишком юном возрасте можно проявлять интерес к маленьким девочкам. Вчера днем я пришел проведать их, и у нас была неизбежная беседа о Толстом и Достоевском, которого они презирают. <���…>

Иван Бунин – Борису Зайцеву, 10 октября 1946

<���…> Милый друг, был у меня Бахрах с твоей книгой «Современных записок». <���…> Прочитал – столько огорчений! Сколько истинно ужасных стихов! До чего отвратительна всячески Цветаева! Какой мошенник и словоблуд (часто просто косноязычный) Сирин («Фиала»)! Чего стоит эта одна пошлость – «Фиала»!

Эдмунд Уилсон – Элен Мучник, 6 марта 1947

<���…> Я разочарован новым романом Володи Набокова и именно по этой причине не буду его рецензировать. Любопытно, что ты о нем скажешь? <���…>

Моррис Бишоп – Бланш Кнопф, 16 августа 1947

<���…> Между прочим, я занят поиском профессора русской литературы. Мне нужен человек, который своим творческим отношением к литературе засосет студентов в аудитории. У нас и без того много составителей примечаний; уж коли литература состязается с наукой, она должна быть подана как способ жизнестроительства и проявления человеческой мудрости. Единственный, о ком я думаю, – Владимир Набоков. <���…>

Эдмунд Уилсон – Кэтрин Уайт, 12 ноября 1947

Дорогая Кэтрин: я прочитал рассказы Набокова и считаю, что оба они превосходны. Нельзя заменить ни слова. Из того, что ты говорила мне о «Знаках и символах», я ждал чего-то вроде самых омерзительных сочинений французских натуралистов; но в набоковском рассказе подробности – самого обыденного толка. Суть в том, что родители парня тоже разделяют идею «соответствий», и без этих деталей рассказ теряет смысл. Ума не приложу, как кто-то может не понять рассказ, подобно вашим редакторам, или возражать против отдельных подробностей; а тот факт, что по их поводу возникли сомнения, наводит на мысль о поистине тревожном состоянии редакторского ступора. Если редакция «Нью-Йоркера» будет утверждать, что рассказ написан как пародия, я рассержусь точно так же, как, по твоим словам, рассердился Набоков (удивляюсь, что он до сих пор никого не вызвал на дуэль); и каждый раз, получая корректуру моих статей, хоть я и обязан воспринимать смехотворные редакторские замечания всерьез, я, сам когда-то работавший редактором, не буду уверен, появились ли они в результате прочтения такого количества рукописей, что редакторы уже не способны были внимательно прочесть написанное.

Однако, кроме этого, встает вопрос о всей художественной прозе «Нью-Йоркера», про которую я слышал жалоб больше, чем о чем-то другом в журнале. Ужасно, что рассказ Набокова, такой тонкий и ясный, в глазах редакторов «Нью-Йоркера» превратился в заумный психиатрический опус. (Как могут они заявлять о том, что рассказ грешит литературщиной?) Он может показаться таким по сравнению с теми бессмысленными и пустоватыми анекдотами, которые выходят из-под механического пресса «Нью-Йоркера» и о которых читатель забывает две минуты спустя после прочтения. <���…>

Пишу обо всем этом так подробно для того, чтобы ты могла показать письмо всем, кто отвергает набоковский рассказ, и использовала его в своей антиредакторской кампании.