Николай Мельников - Портрет без сходства. Владимир Набоков в письмах и дневниках современников

…1 апреля 1933

<���…> Сирин написал роман «Отчаяние» и хочет, чтобы «Последние новости» печатали его <���…> на последней странице, а к августу он окончит роман для «Современных записок». Не слишком ли? Мне как-то страшно за него как за писателя. Правда, это современно, но ведь когда писатель очень современен, то это очень опасно – выдержит ли он, когда эта современность пройдет? Если даже он все время будет идти в ногу с современностью, то как после смерти? <���…>

Оскар Грузенберг – Марку Вишняку, 2 июня 1933

<���…> Удивляюсь статье Адамовича (в № «Последних новостей» от 1 июня) о «Camera obscura» Сирина. Роман этот исключительно талантлив – и именно поэтому он мне неприятен: как Вы знаете, я не терплю повоенной Германии, а она в его романе показана с достаточной правдивостью в интимной жизни. Однако не об этом хотел сказать, – а вот о чем: конец романа превосходит все, что было талантливого, а порою и гениального в русской художественной литературе. Такой сцены, какою Сирин закончил свой роман, нельзя назвать даже гениальной (это не то слово!): тут уже колдовство, ибо я никогда не думал, что человеческое слово может быть так выразительно. Я читал эту сцену вчера днем – и мне стало так страшно <���…>, что я от страха выбежал на улицу. Между тем, Адамович, которого люблю за абсолютный вкус (как бывает абсолютный слух), этой сцены как будто и не заметил… Попомните мое слово: Сирин окончит сумасшедшим домом. – Разве можно так переживать, так писать! <���…>

Илья Фондаминский – Вадиму Рудневу, 5 августа 1933

<���…> Если И.А. [Бунин] не даст 2-й части [«Жизни Арсеньева»], или Алданов не даст совсем, очень убеждаю вас печатать Сирина. Вещь может понравиться или нет, но Сирин первоклассный писатель, и мы не провалим номер. Если же мы заполним номер Зайцевым и рассказиками, мы снизим наш уровень. <���…>

Константин Сомов – Анне Михайловой, 5 октября 1933

<���…> Читаю я теперь меньше – так всегда, когда работаю. Последняя книга – это Сирина « Защита Лужина ». Очень мне не нравится этот писатель, с претензиями и самовлюбленный – так чувствуется это. <���…>

Сергей Горный – Александру Амфитеатрову, 12 ноября 1933

<���…> Вы спрашивали в последнем письме об Ирецком и Сирине. <���…> Сирин, – мастер, ювелир , взысканный Богом художник, в жизни «энглизирован», сдержан, – несколько опьянен успехом, поэтому чуть-чуть генеральствует (это, должно быть, скоро пройдет); учтив, чуть аффектирован, насквозь джентльмен (кровь отца), но, как и в творчестве своем, холоден абсолютно . Тепло, мягкость к людям – для него просто «неряшливость» характера, вроде расстегнутого воротника или распахнутого пальто. Человеческое тепло ему органически чуждо. От него веет предельным холодом, но общение с ним («светское») весьма приятно. Сказывается воспитание Оксфорда. Как писателя я ставлю его на одно из первых мест. Человек? С «человеком» хотел бы встречаться только в «салоне».

Душевно Ваш Сергей Горный

Александр Амфитеатров – Ивану Бунину, 1 января 1934

<���…> русские писатели начинают очень забывать язык. Не исключая даже именитых. В. Сирин очень талантливый беллетрист, но о присланной мне им «Камере обскуре» я откровенно написал ему, что если это не «нарочно», то надо взяться за словарь и синтаксис. Язык подстрочного перевода с английского или немецкого. Ужасно жаль. <���…>

Сергей Горный – Александру Амфитеатрову, 6 января 1934

Дорогой Александр Валентинович

По целому ряду «пунктов» Вашего последнего письма мне хочется с Вами безоговорочно согласиться – правы Вы, говоря о Сирине (верно, что «Камера обскура» значительно ниже предыдущего). <���…> У Сирина самое сильное: оптика. Зоркость его поразительна. Изящная, тончайшая отделка раз увиденной детали – изумляет. Понятно, это мастер Божьей милостью: и когда он «видит» благодаря внутреннему толчку («clairvoyance!») 30– он неподражаем. Но бывает, по-видимому, так, что этого внутреннего толчка, этого озарения почему-либо в данный момент – нет. И, – о, ужас! – Сирин начинает «вспоминать» – как он «это делал» «в прошлые разы»… А «делать» это нельзя . Исчезает волшебство, тайна божественной оптики. Сирин делается надуманным, кривым, напряженным . Это у него редко, но – бывает. Есть отдельные вещи сплошь не озаренные таким вольным и воздушным «видением». Зато – какая радость, когда он отдается во власть своей «оптики» (например, почти все в «Защите Лужина»). Тогда забываешь, что в сущности Сирин холодноват, – по-видимому, не очень любит людей, замкнут и почва его душевная, обильно покрытая блестками (тоже, ведь, созданными Богом) ничем внутри не оплодотворена. В ней нет влаги. Ему в конечном счете «наплевать» на своих героев. Жалости, мягкости, – улыбки доброй или горестной – в нем совсем нет. <���…>