Евгений Стариков - Фараоны, Гитлер и колхозы

Напишите о них фараону, нашему владыке, и напишите верховному сановнику, нашему начальнику, чтобы нам предоставили средства к существованию» (подлинный текст). Как водится в таких случаях и по сей день, проворовавшееся местное начальство испугалось огласки и, дабы как-то разрядить обстановку, выдало голодающим довольствие… за прошлый месяц, а в остальном кормило работников бесчисленными обещаниями, естественно, не выполнявшимися. Посулы сменялись угрозами «суда», угрозы сменялись новыми лживыми посулами… В общем, терпение забастовщиков лопнуло и они перешли от экономических требований к политическим. Проблема продовольственного дефицита отодвинулась на задний план — весь гнев обрушился на местную «номенклатуру»: «Воистину, мы прошли [стены] вовсе не от голода, мы имеем сделать важное показание: воистину, неправда творится в этом месте фараона» (подлинный текст). Поскольку «неправда творилась» и в других «местах фараона», вечно идти на попятную перед требованиями древнеегипетских «масс» для древнеегипетской «номенклатуры» не было резона — что же тогда красть, если всех работяг снабжать по справедливости? Были у древнего руководства и свои контрпретензии к «мастерам»: поскольку «наёмный работник древневосточного типа» трудился не на рынок, а «на дядю», то есть на государство, трудовая дисциплина у древних египтян хромала не меньше, чем у наших соотечественников сегодня. Даже при нормированном восьмичасовом рабочем дне древнеегипетские «мастера», как пишет историк Е. С. Богословский, «прогуливали целые рабочие дни и не выполняли нормы. Тем не менее из источников нельзя установить, производились ли систематические и сколько-нибудь действенные наказания. За это даже редко пороли, хотя вообще-то в Египте пороли за малейшие провинности и без них…». С точки зрения древнеегипетского государства древнеегипетские трудящиеся вконец изнахалились, поскольку к забастовкам, митингам и прогулам «мастера» добавили требование сделать их должностные владения наследственными, то есть, выражаясь современным языком, передать «ведомственную жилплощадь» в личную собственность «квартиросъёмщиков». Терпение государства истощилось и… «мастеров» приравняли к «неквалифицированным». А быть «неквалифицированным» в Древнем Египте — не приведи господь! Работали они без выходных и праздничных дней, даже древнеегипетский новый год встречали на своём рабочем месте. За невыполнение нормы несли коллективную ответственность, так что следили друг за другом, и в случае чего неисправный работник получал «внушение» прежде всего от своих же товарищей. Все занятия считались равно неквалифицированными, и каждый мог быть легко переброшен на другую работу. Жили они за пределами поселков «мастеров» в трущобах, их продуктовый паек был намного меньше. Что и говорить, условия несладкие — одним словом, «лимита» древнеегипетская. Но, с другой стороны, государство гарантировало им и этот продовольственный паек, и минимум одежды с государственных складов, и бесплатные трущобы. А в стране с избыточным населением эти нищенские социальные гарантии значили немало. История не сохранила для нас сведений о том, как «неквалифицированные» встретили известие о переводе в их состав бывших «мастеров». Но, думается, мы не ошибёмся, если на основе собственного житейского опыта предположим, что древнеегипетские чернорабочие со злорадством приветствовали стремление своего фараона к «стиранию социальных различий», выразившееся в приравнивании сложного труда к простому.

Тенденция к нивелированию рабочей силы по низшему уровню свойственна всем странам «азиатского» способа производства. И если в Египте Нового царства этот процесс принял более менее мягкие, «брежневские» очертания, то в Шумере, во времена III династии Ура, которая шутить не любила, все это отлилось в предельно жёсткие формы древневосточного «сталинизма». Государственные работники Шумера, как пишет историк А. И. Тюменев, «разбитые на партии, подчинённые особым надзирателям… передавались по мере надобности из рук одного надзирателя во временное распоряжение другого, перебрасывались с одной работы на другую, наконец, в связи с объединением местных хозяйств, пересылались из одного хозяйственного центра в другой. В такие условия поставлены были теперь не только неквалифицированные работники… но и профессиональные ремесленники, не исключая представителей наиболее квалифицированных видов ремесленного труда». У создателя этой каторжной системы государственного хозяйства царя Шульги были твёрдые принципы, которыми он никогда не поступался: купля-продажа земли, как и вообще всякая частная нажива, была запрещена, в государственную собственность передано все, что только можно, стёрты были все различия не только между «умственным и физическим», «городом и деревней», но и между мужчиной и женщиной, взрослым и ребёнком: женщины и дети выполняли те же работы, что и мужчины, — землекопа, грузчика, бурлака… При подобных «гулаговских» методах эксплуатации смертность рабсилы достигала в среднем от 20 до 25 процентов к общему числу занятых в госсекторе, а на особо тяжёлых участках — до 35 процентов.

Читать дальше