Ярослав Шимов - Австро-Венгрия - судьба империи

Было бы неверным, однако, возлагать вину за это исключительно на сербскую сторону. Правящие круги в Белграде руководствовались далеко не только идеологическими и религиозными соображениями, притягивавшими их к православной России. Немалую роль играли и соображения экономические. До начала ХХ века Сербия находилась в хозяйственной зависимости от Австро-Венгрии, куда направлялось до 90 % сербского экспорта – скот, мясо, фрукты, ткани. Сербы, в свою очередь, получали разнообразную продукцию австрийских и венгерских предприятий, от ткацких станков до оружия. Но в 1906 году Белград заключил таможенное соглашение с Софией, уменьшавшее зависимость рынка Сербии от товаров из Австро-Венгрии. Вена и Будапешт объявили Белграду таможенную войну, вошедшую в историю как “свиная” (из-за основной статьи сербского экспорта). Это было колоссальной ошибкой, поскольку Сербия сумела быстро найти замену импорту из государства Габсбургов. Винтовки чешского производства, например, сменило французское оружие, а многие другие виды товаров, ранее ввозившиеся из Австро-Венгрии, сербы теперь покупали в Германии. К 1910 году сербский рынок для монархии был практически потерян.

Единство Центральных держав и их союзников олицетворяют кайзер Германии Вильгельм II, султан Османской империи Мехмед V, царь Болгарии Фердинанд I и император Австро-Венгрии Франц Иосиф. Открытка 1916 года.

В Петербурге не скрывали удовлетворения: в свое время Россия упустила из сферы своего влияния Болгарию, сблизившуюся с державами Тройственного союза, и теперь не собиралась повторять этот печальный опыт с Сербией. Николай Гартвиг, занявший в 1909 году пост русского посла в Белграде, хоть и происходил из остзейских немцев, давно обрусел и был фанатичным панславистом. Он столь активно поддерживал радикальные группировки сербской элиты, что это вызвало беспокойство старого короля Петра Карагеоргиевича и его сына Александра, который с 1911 года фактически исполнял обязанности главы государства.

Были ли борьба Австро-Венгрии и России за Балканы и последующее военное столкновение двух держав неизбежными? Видный русский дипломат, министр иностранных дел России в 1910–1916 годах Сергей Сазонов писал: “Относительно чувств к нам Австрии мы со времен Крымской войны не могли питать никаких иллюзий. Со дня ее вступления на путь балканских захватов [63], которыми она надеялась подпереть расшатанное строение своей несуразной государственности, отношения ее к нам принимали все менее дружелюбный характер”. Эта оценка отражает общие настроения в русских политических и дипломатических кругах начала ХХ века. Общие, но не все. Глава русского правительства в 1906–1911 годах Петр Столыпин был убежденным сторонником сохранения мира, упирая на то, что Российской империи нужны “тридцать лет без войны” для проведения внутренних преобразований. По мнению премьера, никакие сферы влияния, никакие мечты о Балканах, Константинополе и проливах не стоили потрясений, которые сулила большая война неготовой к ней России. Но 1 сентября 1911 года Столыпин пал жертвой покушения в Киеве, и постепенно военная партия при царском дворе стала брать верх.

С австрийской стороны у Столыпина нашелся единомышленник, причем еще более высокопоставленный, – наследник трона Франц Фердинанд. В каком-то смысле племянника императора можно назвать русофилом. В 1891 году Франц Фердинанд побывал в России. Молодого эрцгерцога поразила пышность петербургского двора, богатство и огромный потенциал русского государства, да и к самодержавию как политической модели консервативный Франц Фердинанд не испытывал неприязни. Эрцгерцог не переставал настаивать на том, что внешняя политика габсбургской монархии не должна быть враждебной России. В этом он расходился во мнениях прежде всего с ведущими венгерскими политиками, придерживавшимися антирусской ориентации. Франц Фердинанд стремился к восстановлению Союза трех императоров. В 1907 году он лично инструктировал дипломата, отбывавшего с миссией в Петербург: “Скажите в России каждому, с кем будете иметь возможность поговорить, что я – друг России и ее государя. Никогда австрийский солдат не стоял против русского солдата с оружием в руках… Мы должны быть добрыми соседями”. В 1913 году, за год до катастрофы, эрцгерцог написал пророческие слова: “Война с Россией – это наш конец… Неужели австрийский император и русский царь должны свергнуть друг друга с тронов и открыть дорогу революции?”