‹…›
Обозревая теперь в общем виде наши среднеазиатские приобретения с 1855 года, мы видим, что они очень обширны, простираясь приблизительно до 19 000 кв. миль. Но один взгляд на карту показывает, что цена этих приобретений невелика, потому что среди их едва ли найдется 400 кв. миль годных для оседлой культуры, да и те большею частию заняты магометанским населением, которое едва ли когда будет искренно предано России. Соответственно этому можно бы признать, что эти приобретения вовсе не выгодны для России, даже более – убыточны для нее, так как одно Туркестанское генерал-губернаторство дает ежегодно 4½ миллиона рублей дефицита. Но у новых окраин есть будущность, и в ней оправдание их теперешней убыточности. Именно, когда они будут доведены до своих естественных пределов, Альбурса и Гиндукуша, тогда мы станем в довольно угрожающее положение относительно нашего главного врага на земном шаре – Англии, и это искупит до некоторой степени теперешние убытки от завоевания Средней Азии. Опасаясь за потерю Индии, англичане станут гораздо сговорчивее, чем теперь, по всем вопросам европейской политики. Кроме того, покорив весь Туркестан, мы в состоянии будем вывести из него часть содержимых там войск и через это сократим теперешние издержки на эту страну. Но когда все это случится – предвидеть нельзя, потому что плана завоевания, подобного тому, какой был составлен для покорения Кавказа, нет, а – судя по совершавшимся доселе событиям, и по упорству, с каким Англия вмешивается в каждый наш шаг на почве Турана, – его и не будет составлено. Будущие русские поколения, стало быть, вправе будут подвергнуть тяжелому упреку наше за его неумелость вести важное историческое дело. К стороне Китая, в Джунгарии, мы сделали приобретения объемом до 1600 кв. миль, но зачем – неизвестно. Захваты эти, не приносящие нам существенной пользы, способны только раздражать китайцев, которых дружба, однако же, очень важна для нас, а потому чем скорее захваченные земли – по большей части степи – будут возвращены, тем будет лучше для нас, особенно если при этом мы успеем добиться решения в нашу пользу территориального же вопроса в Южно-Усурийском крае.
Переходя от Западной Сибири к Восточной, мы можем прежде всего сказать, что на обширном протяжении границ последней с Монголиею не произошло никаких перемен противу тех условий, которыми были определены государственные рубежи России и Китая в 1728 году. Те же столбы означают границу от Шабин-Дабага до Аргуни, какие были поставлены в 1728 г. Колычевым, Глазуновым и другими спутниками графа Рагузинского. И хотя в 1857 году золотопромышленник Пермыкин предлагал присоединить к Иркутской губернии бассейн Косогола, как не принадлежащий будто бы китайцам, но этого не случилось, и Аргунь от Абагайту до Стрелки осталась государственным рубежом в Даурии, как было условлено еще в 1689 году Головиным в Нерчинске. Но на Амуре нам удалось достигнуть отмены Нерчинского трактата и присоединить не только весь левый его берег, но и обширную страну по правому, между Усури и Японским морем. Это приобретение было последствием воли императора Николая, еще в генваре 1854 года, по представлению генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева, решившего занять Амурский край, который, несмотря на свои природные богатства, оставлен был в небрежении китайцами и заселен ими всего в одном месте, да и то очень слабо. В 1854-55 годах заселены были низовья реки, вовсе не подвергавшиеся наблюдению китайцев, а в 1857 году и верховья ее, от Стрелки до Хингана. Затем 16 мая следующего 1858 года заключен был Муравьевым Айгунский договор, по которому Китай формально признал левый берег Амура нашим владением, а через два года, в Пекине, Игнатьев добился утверждения за нами и Усурийского края. Это приобретение, величиною в 11 000 кв. миль, есть важнейшее из всех, сделанных русским народом не только во второй половине XIX века, но и вообще в этом столетии, и если еще нашим современникам может казаться, что Кавказ, Польша и Финляндия важнее, то потомки, конечно, скажут противное. Ни Финляндия, ни Польша, ни Закавказье никогда не станут чисто русскими землями, между тем как для Амура достаточно было бы 25–50 лет, чтобы составить одну из самых цветущих, вполне русских провинций, когда бы он был поставлен в условия столь же благоприятные для заселения, как, напр., Калифорния или Австралия. И если этого доселе не случилось, несмотря на то, что с первого появления нашего на амурских водах прошло уже 24 года, то о причинах такой неудачи мы упомянем ниже. Здесь же заметим, что во всяком случае до настоящей минуты (1878) у нас еще никто не оспаривал ни сполна, ни даже частию, тех 11 000 кв. миль, которые мы приобрели в 1854-60 годах.
Читать дальше