Хорхе Ибаргуэнгойтиа - Мертвые девушки

Серафина пригласила меня к сестре на обед, но, честно говоря, видеть Арканхелу я совсем не хотел. Она никогда ко мне любви не питала, а уж после того, как в пятьдесят восьмом я бросил ее сестру, и вовсе охладела. Поэтому я решил закончить наше приключение у дверей «Прекрасного Мехико».

— Попрощаемся в машине, — сказал я Серафине. — И благослови тебя Бог.

Но судьба решила по-своему. Только я свернул на улицу Альенде, как вижу: на тротуаре стоит донья Арканхела. И стоит мрачнее тучи. Несмотря на жару, кутается в шаль, по бокам — две девушки. И уставились прямо на меня, словно поджидали.

Пришлось делать то, чего делать совсем не хотелось: останавливаться, глушить мотор и здороваться. Как только я открыл дверцу, Арканхела зыркнула на меня своими поросячьими глазками, как будто хотела сказать: «тебя тут только не хватало». Но вдруг раскрыла объятия и говорит так ласково:

— Как я рада тебя видеть, Симон!

Обняла меня и даже поцеловала. Мне бы сразу насторожиться — так нет! А ведь ее радость огорошила не только меня, но, как я заметил, и Серафину. Я сказал, что ехал мимо по делам, но это не сработало: уже, мол, половина третьего, еда готова, и хозяйка так рада меня видеть. Исхитрилась уговорить меня, чтобы я поставил машину во дворе. Возле маленькой дверцы за входом в заведение.

— Там тебе ее мальчишки не попортят.

Пока я парковался, она что-то говорила Серафине, как мне показалось, очень серьезное. Выйдя из машины, я заметил, что большая часть женщин толпится в такое неурочное время на галерее. Они стояли, облокотясь на перила, говорили между собой и поглядывали в мою сторону.

Когда мы вошли в столовую, донья Арканхела взяла меня под руку и говорит:

— Как я рада, что ты вернулся, а то мужики, которых заводила сестра после твоего ухода, — сплошной сброд.

Я хотел объяснить, что не вернулся, а просто ехал мимо, но она не дала мне и слова сказать. Усадила на стул, поставила передо мной бутылку текилы — по ее словам, отличной, — велела девушкам, которые ее сопровождали, принести лимон и соль, и они с Серафиной ушли.

Сестры Баладро ушли в одну дверь, девушки — в другую, и я битый час сидел с этой бутылкой, отпивая из горлышка, потому что стакан мне никто не принес. Когда дверь, наконец, открылась, и вошли Арканхела с Серафиной, я встал и сказал:

— Я пошел, сидеть голодному и в одиночку в машине куда приятней.

— Симон, — говорит мне тогда Серафина, — у моей сестры большие неприятности.

И объяснила, что одна из женщин, работавших в «Прекрасном Мехико», по имени то ли Эрнестина, то ли Эльда, то ли Элена, накануне ночью померла, и они не знают, куда девать труп.

— Организуйте ночное бдение, а утром отнесите на кладбище, — посоветовал я.

На это Арканхела сказала, что покойница умерла не своей смертью, и похоронить ее без вмешательства властей не удастся.

— А этого я допустить не могу. Мне это навредит.

Получалось, что нет другого выхода, как отвезти труп в сторону Мескалы и оставить в таком месте, где его никто не найдет. Тут всплыла вторая часть проблемы: никто не мог найти Лестницу, единственного шофера, которому доверяли сестры Баладро.

— Поэтому я в таком отчаянии, — сказала Арканхела, вытирая слезы, похоже, настоящие.

А я говорю:

— Не расстраивайся, Арканхела, я отвезу покойницу в своей машине и оставлю, где скажешь.

Не успел еще рот закрыть, как пожалел о сказанном, но было поздно. Хотя, если разобраться, поздно было давно. Чтобы все сложилось по-другому, нужно было еще вчера не ездить в Пахарес насчет налогов. Пять минут назад я был человеком, который ждет, что его покормят, и вот уже подвизался везти в горы труп.

От такого предложения они рассыпались в благодарностях. Серафина опять положила руку мне на колено. Она отдалась бы мне тут же, на месте, только я был не в настроении. Арканхела утерла слезы и ушла. И слышу, кричит во дворе:

— Передайте Лестнице, что он нам не понадобится.

Потом я узнал: дело было не в том, что они не могли найти Лестницу, а в том, что он запросил за работу тысячу песо.

Через минуту Арканхела вернулась и протянула мне несколько сложенных купюр:

— Возьми в благодарность, на бензин.

Там было пятьсот песо, я сунул их в карман. Мне хватило духу поставить условие:

— Я везу покойницу, куда скажете, но прикасаться к ней не буду.

Когда принесли суп, есть мне уже не хотелось.

Допрошенный заявил, что его зовут Симон Корона Гонсалес, возраст — 42 года, женат, мексиканец, уроженец Сальто-де-ла-Тукспана; по профессии пекарь, неграмотный, умеет только расписываться, католик, пристрастия к спиртному не имеет, марихуану не курит, наркотики и транквилизаторы не употребляет. На вопрос, является ли данное заявление добровольным, допрошенный ответил утвердительно.