Польше – потому что многие из бежавших были убиты польскими антисемитами и просто мародерами. Голландии (а в Собиборе погибло больше 30 тысяч голландских евреев) – потому что в стране выжило в процентном отношении гораздо меньше евреев, чем в соседних Франции или Бельгии, и это ставило перед обществом неприятные вопросы. Западу в целом – потому что началась Холодная война и подчеркивать подвиги вчерашних союзников стало не принято. Израилю – потому что жители нового государства первые десятилетия вообще старались не вспоминать о Холокосте, а история восстания в Собиборе к тому же противоречила стереотипному образу забитого еврея диаспоры, на противопоставлении которому во многом строился образ израильтянина как «еврея нового типа».
Руководитель восстания Александр Печерский через несколько дней после побега из лагеря вместе с товарищами-красноармейцами перешел Буг и вступил в один из партизанских отрядов, действовавших на территории Брестской области. После освобождения Белоруссии он как бывший военнопленный прошел проверку в спецлагере НКВД и в конце июля 1944 года был направлен в штурмовой батальон. Провоевав меньше месяца, он получил тяжелое ранение и надолго попал в госпиталь. С этого момента основным содержанием его жизни стали разоблачение палачей, поиск бывших узников и переписка с ними, сбор и распространение информации о Собиборе. Он постоянно общался и переписывался с журналистами и энтузиастами, выступал в прессе и перед публикой, обращался в официальные инстанции с призывами увековечить подвиг собиборцев.
Этот путь оказался предсказуемо нелегким. Как ни странно, обобщающая работа, которая была бы посвящена советской политике памяти о Великой Отечественной войне и формированию пантеона героев, еще не написана. Но даже самых общих представлений о том, как менялось в СССР отношение к войне, к военнопленным, узникам нацистских лагерей, «еврейскому вопросу», геноциду евреев, достаточно, чтобы понять: послевоенная память о Собиборе теснейшим образом связана с эволюцией советского нарратива о войне.
За без малого полвека, разделяющие восстание в Собиборе и распад Советского Союза, подвиг собиборцев был активно «востребован» дважды: в 1944–1945 годах и в первой половине 1960-х годов, в период «оттепели». Все остальное время Собибор в коллективной памяти советских людей, по сути, отсутствовал.
Кроме того, едва ли не с самого начала обозначились две разные парадигмы восприятия истории Собибора. Для Печерского и его товарищей – советских военнопленных, ставших костяком восстания, события 14 октября были прежде всего эпизодом Второй мировой и Великой Отечественной войн, «битвой при Собиборе». Они осознавали себя красноармейцами, в силу драматических обстоятельств временно выбывшими из рядов действующей армии, но вступившими в бой с нацистами и одержавшими победу. Их основной интенцией было вернуться в РККА и продолжить сражаться. Для польских евреев, оставшихся после восстания на территории Польши и позже рассеявшихся практически по всему миру, все произошедшее было связано не столько с войной как таковой, сколько с Холокостом. Для них победить означало спастись, избежать гибели, обмануть ту почти совершенную машину уничтожения, которая на протяжении нескольких лет охотилась за ними и их близкими и от которой им в последний момент чудом удалось ускользнуть. Внешним маркером этой разницы подходов стало различное словоупотребление. В советской историографии и в воспоминаниях самого Печерского случившееся практически всегда описывалось как «восстание», тогда как в западных источниках закрепилось слово «побег».
Впрочем, бывших узников Собибора, где бы они ни жили – в Советском Союзе, Израиле, США, других странах – объединяло одно: их мало кто хотел слушать. О Собиборе выходили статьи, писались книги, даже снимались фильмы. Но все усилия сделать эту невероятную историю достоянием масс до поры до времени упирались в «стеклянный потолок», пробить который не удавалось ни Печерскому, ни западным энтузиастам.
Ситуация начала радикально меняться лишь в последние годы. Объединенными усилиями представителей гражданского общества, политиков, историков, писателей, людей из киноиндустрии Печерский постепенно вырастает в одну из центральных фигур истории Второй мировой войны. Приходит осознание масштаба подвига собиборцев – людей, которым удалось не просто совершить массовый побег и спастись от верной гибели, но и продемонстрировать, что ставка нацистов на уничтожение человеческой личности под давлением чудовищных обстоятельств не сработала. Восстание узников Собибора все полнее раскрывается в своем подлинном значении – как один из вечных символов несокрушимости человеческого духа. День восстания, 14 октября, постепенно превращается в сознании людей всего мира – как бы пафосно это ни звучало – в День победы над злом.
Читать дальше