Основным мотивом для ареста моего прадеда (конечно, формальным, так как в это время просто шла кампания по уничтожению Лютеранской церкви) стала именно его пасторская работа. Исполняя обязанности пастора и проявляя заботу о членах общины, он составил список из 24 человек, которым, по его мнению, была нужна финансовая помощь.
В список вошли инвалиды и старики, бывшие работники церкви, а также братья Вольдемара – Александр и Иван. Список через немецкого консула отправили организаторам программы помощи «Брудере хильфе» (Bruders Hilfe), созданной в 1920-х годах немцами – выходцами из России, которые при помощи лютеранского союза «Мартин Лютер бунд» (Martin-Luther-Bund) помогали своим собратьям из-за границы. Когда список достиг Германии, перечисленные в нем начали получать небольшую, но регулярную помощь в виде денежных переводов на адрес Торгсина. Но поскольку к власти в Германии пришел Гитлер, советские чекисты сделали вывод: если в стране правят фашисты, то и все организации там тоже фашистские. Это и стало поводом для ареста. Финансовая помощь из Германии явилась также основной причиной ареста Ивана, брата Вольдемара, и упоминается в деле их брата Александра.
Допрошенные следователем свидетели говорили только хорошее о Вольдемаре: все отмечали, что он настоящий пастор. Сам он на вопрос, является ли «истинно-верующим и готов ли пожертвовать собой ради веры», ответил: «Причисляю себя к истинно-верующим с вытекающими отсюда последствиями».
Протоколы допросов на разные темы пестрят красными пометками, следователи подчеркивали «важное» карандашом. Потом из этих цитат собрали обвинительное заключение аж на два листа. В результате 3 сентября 1935 года прадед был осужден Особым совещанием при НКВД СССР [8] Особое совещание при наркоме внутренних дел СССР – внесудебный административный орган, действовавший с 1934 по 1953 год. Особое совещание имело право выносить приговоры о заключении в исправительно-трудовые лагеря, ссылке, высылке. В 1941–1945 гг. Особому совещанию было предоставлено право выносить приговоры к высшей мере наказания – расстрелу.
за «контрреволюционную провокационную деятельность» и приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Ничего «контрреволюционного» в деле я не нашел. Человек просто делал свою пасторскую работу и общался с такими же, как он сам, немцами-лютеранами. Вот и вся вина.
Закончив знакомиться с делом, я посмотрел на часы и не поверил глазам. Я провел здесь пять часов. Все это время со мной в кабинете находилась сотрудница ФСБ, которая и приняла у меня заявление на изготовление архивных копий. Она пообещала, что их пришлют в московское УФСБ, откуда я смогу их забрать.
Я вышел на улицу, на свежий воздух. Ощущение было такое, что меня чем-то придавило. Прошлое открыло мне простую, но страшную в своей простоте тайну. До меня этого дела не читал никто. Никто не видел этих строк, подписей моего прадеда под протоколами допросов. Никто ничего не знал об этих событиях и людях, о том, что происходило с моим прадедом в эти полгода предварительного заключения.
В этом странном состоянии я шел по Литейному из УФСБ в ГУ МВД – там мне предстояло знакомиться с делом жены Вольдемара, моей прабабушки Паулины Иоганновны Вагнер, в девичестве носившей фамилию Арнст (на русский манер ее звали Полиной Ивановной). В отличие от дела Вольдемара, которое было уголовным, дело Паулины было административным – поэтому хранилось в МВД (стр. 34–41). В региональных архивах управлений Министерства внутренних дел лежат дела тех, кто подвергался административным репрессиям: раскулачиванию, выселению по национальному признаку или по причине неблагонадежности, как это было в случае с Паулиной.
Сотрудница архива провела меня в небольшой кабинет и оставила наедине с документами. На обложке дела стоял штамп «рассекречено». Оно было полностью открытым, никаких конвертов и спрятанных фамилий. НКВД занялся семьей Вольдемара через два с половиной года после его ареста и осуждения – в июле 1937 года. Эти два с половиной года Паулина жила одна с тремя детьми в Павловске и каждый день ездила на Васильевский остров, в зубную клинику, где работала медсестрой. Позже я узнал о том, что она не только в одиночку содержала детей, но и постоянно посылала Вольдемару в лагерь посылки и деньги.
Первые документы в деле – справки. Сначала о Вольдемаре: где, когда и за что осужден, – и о том, что Паулина его жена. Потом о Паулине: где живет, где работает. Опросный лист, анкета Паулины, составленная НКВД. Подписка о невыезде из Слуцка (так в то время назывался Павловск). Приказ, подписанный 22 июля 1937 года заместителем начальника УНКВД по Ленинградской области М.Я. Состе.
Читать дальше