Владимир Лукинов - Кандагар. Как все начиналось (взгляд лейтенанта)

На очередной стройке и произошел со мной случай, надломивший что-то в душе, и ясная, простая, черно-белая картина мироустройства, накрепко усвоенная мной в политучилище, впервые дала трещину.

2-ой взвод 4 роты АВОКУ 1974 г. Илахунов во 2-ом ряду первый слева

Однажды, строя вышку танкодрома, бойцы наткнулись на двух наших красноармейцев, погибших еще в финскую войну. Те лежали в коричневой торфяной жиже, в шинелях, валенках, с пробивающимися из под касок волосами. Погибших трогать не стали, а сразу доложили начальству по команде. А сверху – раздраженный приказ: «Как откопали, так и закапывайте!» С каким-то неведомым до этого чувством, как можем, хороним. На душе – горький осадок. Подумалось тогда: «Вот и меня, когда-нибудь… Как собаку». Вот так, ребята: «Ничто у нас не забыто, и никто не забыт».

Не совру, но среди серого однообразия наших будней нет-нет, а бывало и блеснет редким бриллиантом лейтенантская удача, наряд начальником патруля. Прекрасная возможность расслабиться и отдохнуть душой. Для этого у нас было два классных места. Первое – у моста через милую речушку, впадающую в озеро Красавица. Полный туристический набор: рыбалка, уха, песни под гитару, ночь у костра, сон в уютном вагончике. А задача вообще плевая: чтобы никто из бойцов не «просочился» на ту сторону в деревню за водкой.

Вторая лейтенантская отдушина – патруль в Выборге. После наших лесов, военный патруль на железнодорожном вокзале города был глотком цивилизации и одновременно отравы «загнивающего Запада». Цивилизацией, конечно, был Выборг – красивейший городок со старинными финскими домами, замком на скале и уютным заливом. А «загнивающим Западом» был поезд «Хельсинки – Москва», каждый день прибывающий на станцию. Это была обоюдная встреча «иностранцев», контакт двух полярных миров, глядящих друг на друга с подозрением и интересом. Мы – «тоталитарный красный режим, источник коммунистической заразы», и они – «звериный оскал империализма, апологеты «общества индивидуализма и потребления».

Зрелище этого контакта было фантастическим, хотя для горожан – устало-привычным. Прибытие поезда с нетерпением ждали обе стороны. «Аборигены» – ловкие ребята, фарцовщики с горящими зеленым огнем глазами чтобы прикупить из барахла у финнов, и «инопланетяне»-финны, изнемогшие от жажды дешевого и доступного алкоголя. Поэтому, по прибытию поезда, стометровой участок до ближайшего магазина «Интурист», с водкой и матрешками, напоминал собой встречу «бледнолицых» с «индейцами», где главной валютой были тряпки и «огненная вода».

На фарцовщиков я смотрел с презрением. Было обидно за страну. Не фанатеющему от модных шмоток, мне было не понять, как можно унижаться и лебезить из-за какого-то куска материи. Финнов же было просто жалко. То ли от жадности, то ли из-за их «сухого» закона, но пили они по-черному, прямо на улице, с видом изнемогших от жажды пустынных странников, еле-еле доползших до спасительного источника. Наконец нализавшихся «до чертиков» капиталистов еле-еле заволакивали в вагон несчастные проводницы, и состав, благоухая как маленький винокуренный заводик, трогался на Москву.

Вскоре узнаем о вьетнамо-китайском конфликте. Китай напал на Вьетнам. Идут бои. СССР осуждает и призывает… Сразу с Олегом и другими офицерами пишем рапорта с просьбой направить нас во Вьетнам для оказания помощи братскому вьетнамскому народу. Чувствую: вот оно, настоящее дело! Это не казарму с бойцами строить. Вскоре вызывают к замполиту полка. Идем с осознанием важности момента. А то! Вот они – настоящие мужчины, офицеры, гордость и надежда страны! Однако «настоящим мужчинам» влетело по первое число. Строго взглянув на нас, замполит сказал: «Значит так, товарищи офицеры! На рапорта – плюнуть и забыть! И запомните: на службу не напрашивайся, от службы не отказывайся. Надо будет, пошлют и не спросят. Идите, служите!»

Но спокойно служить не получилось. Среди замполитов рот стали ходить разговоры, что в кадрах ищут добровольца в морскую пехоту. Все отказались. Дошла очередь и до меня. Вызывают к телефону. Звонит кадровик из вышестоящего штаба: «Товарищ лейтенант, партия оказывает вам высокое доверие – посылает на службу в морскую пехоту. Как вы к этому относитесь?» Естественно, отрицательно, – отвечаю. Если бы бредил морем, то пошел бы в Нахимовское, а не в суворовское училище. А море на дух не переношу – укачиваюсь. Несмотря на отказ, меня вызывают в вышестоящий штаб. Прибываю, но стою на своем. Тем более, есть хорошая армейская примета: «Чем красивее форма, тем тяжелее служба». А тяжелее своей я себе пока еще и представить не мог. Так я не попал на балтийский флот. Но напутствие получил. Кадровик, зло посмотрев на меня, прошипел: «Ты еще пожалеешь!»