Серёжа Васильев взвился бы сейчас: «При чём здесь рифма?!» Да, рифма – дело десятое, но слух-то раздражается. Разве я не понимаю, что значит быть поэтом? Но слух-то раздражается…
Чуть картавящий, грассирующий Ананко стихи свои выговаривал ярко, правильно ставя акценты. Слушая его, я сама себе удивлялась: отличные стихи! Нормальные рифмы! И чего это мне померещилось? Но с листа читалось по-другому.
Весь 2011 год оказался для него особо тяжёлым, а ведь начинался с такого прекрасного подарка: Пётр Зайченко подарил ему черный концертный костюм к юбилею! Мы нарядили Сашу и залюбовались: худоват, измождён, а хорош! Через несколько дней в подаренном костюме Ананко вошёл в писательский бар, и все ахнули. Где можно было так вываляться, так загубить ценную одежду? В ответ прозвучало молчание, можно было и не спрашивать. А потом он совершенно ужасно повредил руку. Кисть и запястье распухли и угрожающе посинели, словно по ним обухом топора колотили. С такой рукой он проходил несколько месяцев, отвечая на испуганные вопросы всегда одинаково: «Ничего страшного, это просто ушиб». – «А у врача-то был?» – «Был. Советуют носить руку на перевязи». И я опять позвонила Наташе. Она гневно ответила: «Вы – писательская организация, вот и лечите его. Может, в какой дом престарелых его примут!» Слава богу, Сашу Ананко приняли в дом престарелых, и он в относительном покое прожил последние месяцы. Правда, постоянно просил покурить и высказывал желание сбежать на волю.
Милосердная дочь часто навещала его, приносила фрукты, сигареты, минеральную воду. И заметила однажды, что отец теряет адекватность восприятия окружающего мира, путается в коридорах, не очень связно говорит.
Мой Макеев с юности дружил с Ананко. В 1966 году они оба стали участниками областного телевизионного конкурса молодых поэтов. Победил Макеев, но на дружбу это не повлияло. Саша ездил к Василию на родину, в Клеймёновку. Им даже с поезда пришлось прыгать. А когда я училась в Москве на ВЛК и присылала мужу с поездом продовольственные передачи, Ананко обязательно оказывался среди счастливчиков, встречающих посылку. Пировали они знатно на московских харчах! Однажды я спросила Василия, почему так произошло в жизни Ананко? Может, его мало в семье любили, женщины сторонились? Он рассмеялся: «Да ты что! Ананко был орёл, красавец. Дамочки по нему вздыхали тайком». В это верилось с трудом. Я чаще видела Александра не в лучшей форме. А в последние годы – и говорить нечего. Хотя на молодых фотографиях, в белой рубахе при бабочке, он выглядел очень импозантно. А если к этому прибавлялось «поэт» (в 60-е-то годы!), то можно себе представить… И ещё одна деталь: Саша в молодости занимался боксом, имел чуть ли не первый разряд.
Александра Семёновича Ананко проводили благородно. Семья постаралась. А после ко мне приехала Наталья и попросила помочь собрать все вышедшие книги отца: «Хочу, чтобы мои дети читали деда и гордились им».
Чем не достойный итог?
А жизнь… Куда же денешься! Она бывает разной, но итог всегда один. Лишь бы дети и внуки гордились и не забывали.
В подтверждение правоты многих, кто по достоинству ценил стихи Александра, видел его несомненный ум и несуетность натуры, кто не склонен подводить под общую черту высокий дар и низменные обстоятельства нескладной жизни, я привожу два его стихотворения, очень для него типичные.
Ковыли
1
Все та же здесь ветрам свобода,
Волнисто льются ковыли,
Но все-таки
Века и годы
Здесь не на цыпочках прошли .
Бывало, что земля дрожала,
Когда лилась клинков гроза,
И жала шашек остужала
Ночная сизая роса .
Земля курилась горьким прахом
В послевоенный год лихой,
И танк впрягался, точно трактор,
В упряжку ржавых лемехов .
Здесь робко будущие весны
Окликнул первый соловей …
Земля землею остается,
И человеком – человек .
Непросто вновь здесь жизнь возникла,
Но ясен день, и даль чиста .
И светится в траве гвоздика —
С папахи конника звезда .
2
То не белые снеги легли,
Не курятся поземкою заструги .
Снятся мне во степи ковыли,
Тень косая плечистого ястреба .
Чтоб я жил, понимая добро
Сердцем, не замурованным наглухо,
На судьбе моей выжгла тавро
Лиха послевоенного засуха .
Сединой,
Горькой солью земли,
Миражом отдаленной метелицы
Ковыли,
Ковыли,
Ковыли
По степи, зноем выжженной, стелются .
Снится степь, но не снится покой,
Снится зоркая высь соколиная .
Ковыли …
Возраст, видно, такой,
Что мне память виски заковылила .
Лили проливни,
Зной ли палил —
Жизнь сбывалась не щучьим велением .
Верю я, что не зря ковыли
Увенчали мое поколение .
Читать дальше