Наконец, пан Каташинский был поднят с колен и представлен в качестве моего помощника.
– Пан Зарецкий, – вырвалось у меня, обескураженного средневековым спектаклем, разыгранным современным притворным холопом перед самозваным барином постсоветского капитализма.
– Вы поляк? – преданным взором взглянул на меня помощник.
– Бывший, как и вы, – ответил ему.
– Почему бывший? – удивленно спросил он.
– Истинный поляк католик, пся крев, – с иезуитской улыбочкой выругался я.
– Вы говорите по-польски, Анатолий Афанасьевич? – довольно улыбнулся ничего не понявший Бедов, – Тогда вы найдете общий язык, – почему-то решил он, не обратив внимания на выражение испуга, внезапно мелькнувшее на лице псевдополяка.
И лишь Евдокимова сияла, не скрывая восторга. Мы договорились о поездке в Апрелевку, и пан Каташинский, пятясь и кланяясь на все стороны, покинул кабинет начальства.
– Ну и тип, – под шумок поделился с Евдокимовой.
– Таких исусиков у Бедова целый штат. Половина, как и этот, клоуны, а он сдуру им верит, – тихо ответила она.
С утра Каташинский заехал за мной на микроавтобусе “Соболь”.
В Апрелевке нам показали небольшой захламленный цех, который после настоящих заводских цехов показался игрушкой.
Мой эскиз планировки, который набросал на клочке бумаги, понравился главному инженеру, и пока пояснял, что к чему, его помощник принес ксерокопию строительных чертежей и через полчаса у нас уже был полноценный документ.
– Анатолий Афанасьевич, а вы можете набросать эскизики ваших стапелей? Мы их за неделю сделаем, – предложил главный инженер.
И часа за два я спроектировал все рабочие места цеха. Мои эскизы тут же преобразовывались в чертежи, которые хоть сейчас можно было отдавать в работу.
– Что ж, пообедаем и в путь, – прорезался, наконец, пан Каташинский, весь день молча наблюдавший за нашей работой.
Мы прошли в небольшую столовую, где, как и во всех помещениях этого странного учреждения, был оборудован целый иконостас.
– Анатолий Афанасьевич, вы погуляйте минут десять, мы хотим помолиться, – неожиданно объявил Каташинский.
– Не понял, Николай. У вас разве секта, куда не допускают православных христиан? – спросил его.
– Нет. Но вы же не верующий. Мы хотели бы помолиться без посторонних, – удивил он странным объяснением.
Я не стал дожидаться окончания закрытого молитвенного собрания, вышел с территории, дошел до станции “Апрелевка” и ближайшей электричкой уехал в Москву.
Несколько дней просидел в демонстрационном зале “Новых Окон”, изучая потенциальный спрос.
Я подолгу смотрел то на картинки, то на пластиковые окна, пытаясь представить сочетание безжизненного пластика с радостными теплыми тонами природного камня. “Безвкусица”, – решил, в конце концов, и загрустил.
Своими сомнениями поделился с Евдокимовой.
– Ерунда, Анатолий Афанасьевич, не берите в голову. Я и то заказала бы ваш каменный подоконник к своим пластиковым окнам, – попыталась успокоить вице-президент, – А давайте съездим на мебельную фабрику. Меня уже давно туда приглашают, – предложила она.
Фабрика понравилась. Она производила кухонную мебель по итальянским технологиям на итальянском оборудовании. Красивый и дорогой ширпотреб: шкафчики и тумбы из сосны, облицованной шпоном ценных пород, столешницы, отделанные ламинатом под мрамор, – это нечто.
– А почему вы не делаете столешницы из природного камня? – спросил главного технолога.
– Мебель будет тяжелой, – ответил он.
– Это как делать. Можно столешницу выполнить разнотолщинной. Будет легкой, прочной и красивой.
– Мы об этом не думали, – сообщил не думающий технолог.
– Вот бы “Новые Окна” вернулись к деревянным рамам. С ними камень смотрелся бы органично, – поделился своими соображениями с Евдокимовой.
– Что вы! Деревянные рамы – это вчерашний день. У них масса недостатков. И главный – они непрочные. Трудно надежно крепить современную фурнитуру, да и двухкамерные окна не сделать, – охладила она мой пыл.
Вернулся с зимних каникул Бедов:
– Как вам это нравится, Анатолий Афанасьевич?! – с улыбкой победителя показал он на два ручных станочка для обработки камня, лежавшие в переднем углу его приемной, – “Сектор” и “Вектор”, как вы заказывали, только вдвое дешевле, чем в Москве. Припер на своем горбу, – радовался выгодной сделке миллионер Корейко.
– А таможенные сборы и пошлины? – напомнил ему.
Читать дальше