Иосиф Гальперин - Отдел расследований. Фрагменты политической истории 1990-2020-х годов

Редедя и совсем другие

…Здешний Хапсироков оказался отцом московского, поэтому о тамошних делах вспоминать не стали. В маленьком сияющем домике разместилась редакция газеты на черкесском языке, где Хапсироков-старший – и главный редактор, и главный идеолог.

– Скажите, газета на национальном языке – это издание полноценное или краеведчески-ностальгическое? Она может быть независимой, представителем «четвертой власти», или вынуждена подстраиваться… под госдотации?

– Знаете, коллега, я скажу сразу обобщающе: национальные языки живут тогда, когда на них ведется экономическая деятельность, в противном случае – чистая этнография. Как национальный костюм – кто же ходит в черкеске с газырями на работу, хоть в офис, хоть в цех?

– Вам, конечно, виднее, но мне кажется, что оценка меняющейся действительности, ее осмысление – это духовное производство, развивающее не только самосознание нации, пусть и маленькой, но и сам язык. Часто же духовное производство ведет за собой экономику.

– Мы, конечно, пытаемся защищать наши интересы, откликаемся, но это трудно. Дело в том, что большая близкородственная национальная группа – черкесы, адыги, кабардинцы, когда-то – ныне исчезнувшие из Сочи шепсуги, да и абхазы – распылена по разным территориям с разной подчиненностью. Думаете, случайно нас и тюрков – карачаевцев, балкарцев – разделили по двум соседним республикам?

– Да, как у Джеймса Бонда: прилить, но не смешивать. И в Карачаево-Черкесии, и в Кабардино-Балкарии образовались взрывчатые смеси, которые вынуждены для поддержания равновесия обращаться к Москве.

– У нас еще и абазины есть.

– И какая здесь может быть демократия по принципу «один человек – один голос», если решают межплеменные договоренности, а не конкретные люди?

– Сложнее. Решают как раз люди, кто понаглее, но маскируют это под защиту национальных интересов. Хотя, в общем-то, всегда решают вожди. Князья, цари…

– Генсеки, президенты…

– Но решать-то можно по-разному, власть – это же не обязательно угнетение, зло, прежде всего – ответственность. И не главное, как ты к ней пришел, а главное – как ты ею распоряжаешься.

– Но все-таки прозрачные процедуры дают какие-то гарантии, ответственность приобретает механизм воздействия, прямого и обратного. Система, действующая долгое время, не может быть рассчитана на приход «хорошего человека», она должна быть заточена на железный уход плохого, в точный срок. Да и хорошего, пока он не стал плохим. На сменяемость.

– Долгое время – оно ведь не только в длительности событий, но и в памяти… Вы историю Редеди знаете?

– Учил по древнерусской литературе.

– Он был нашим князем почти тысячу лет назад. И привел войско на битву с русским князем Мстиславом. Утром на поле боя посмотрел на стоящие тысячи людей, подумал, и говорит: почему они должны умирать, твои и мои? Давай лучше так: мы с тобой побьемся один на один. До смерти. А кто уцелеет – того народ и победил. Не случайно он и в летописи назван богатырем.

– Мстислав согласился, я помню – его доблесть преподносится в летописи.

– Потому что он в конце-концов остался живой. А наши люди до сих пор, когда танцуют, кричат… Слышали?

– Лезгинку танцуют?

– Где мы, а где лезгины! Это все кавказское русские так называли, по именам тех, где встретили. Черкеску носят все, лезгинку танцуют многие…

– Да. Слышал. Кричат «Айра-айра!» Как звали одного чародея у Стругацких: Ойра-Ойра.

– Это мы оплакиваем Редедю. Тысячу лет спустя. А русские часто вспоминают Мстислава?

…Шел по городу и пытался уложить разговор. Маленький народ, не так много ярких событий и личностей, вот и помнят… Или наоборот: потому и остались, сплотились, не растворились в войнах, эпидемиях и набегах, что закрепили в памяти модель поведения, определили требования к организатору их жизни… Да, а слово богатырь, которое кажется абсолютно русским, это ведь – багатур, бахадур, баатыр, батыр, тюркское название, которое приняли все – от монголов до их врагов. Вот и погибший Расул – Богатырев, а ведь кажется, что фамилия – русская. Ну, Расула я никогда не видел, но могу судить о Фатиме Богатыревой…

Спешил, опять не поел. Спасибо, что угощают меня чебуреками из коробки, принесли соратники, поставили на столик у окна. Фатима не ест.

– Скажите, Фатима, стрельба в людном месте – чего тут расследовать?

– В ночь с 10 на 11 октября сорок шесть свидетелей слышали стрельбу! По их показаниям было заведено дело о хулиганстве. А мы через пару дней заявили о пропаже семерых ребят. Два дела никто между собой поначалу не связывал, думали, что ребята уехали в горы отдохнуть. Но потом, восстановив ночные разговоры, родители потребовали обыскать дачу Каитова.