Людмила Колтушкина - Под крышами города. Роман-калейдоскоп

Осень 1937 года размахивала кровавой нагайкой. Налево – направо. В стране стало неуютно. Исчезали искренние разговоры на улицах. Багровые вечера коварно улыбались сквозь выбитые зубы и розовую слюну сукровицы по всей стране Советов. Мирные жители строящейся, поющей гимны и выстраивающейся спортивными пирамидами страны тихонько приходили с работы. Хищная работа «ежовщины» только начиналась с сумерками. Как у вампиров. Энкавэдэшные машины, «чёрные воронки», беспардонно ездили, как извозчики общественным транспортом, привычными маршрутами:

– Садитесь, мы за вами.

– Ой, спасибо. Мы сами пойдём.

– Сказано – садитесь. У вас нет выбора. Ваша станция – конечная.

Их провожали из-за штор беспокойными взглядами, бледными лицами. Порой, наивно обменивая совесть на желание занять чью-либо квартиру. Или просто не думая. Или по сформированному партией большевиков сознанию:

– Помочь! Во имя светлого будущего.

Молодая страна строилась. Удобно выбросить старый хлам культуры, науки, интеллигенции, вековой мудрости на помойку истории, насладившись собственным мгновенным невежеством. Запуганный народ – удобный. Как скот. Стоит в стойле, куда прикажут, туда и рыло повернёт.

После переезда из Орла в Свердловск Нил Александрович пошёл на Шарташский рынок. Он на ещё необжитой уральской земле встретил своего двоюродного брата, жившего в Орле! Виданное ли дело! Только расстались и родное лицо!

– Вот удача так удача! – Нила Александровича переполняли эмоции. – Брат, родной человек! На чужбине!

По глазам собеседника было видно, что Нил прав. Но военный, в штатском на тот момент, с поднятым воротником и бегающим взглядом сухо ответил:

– Вы меня с кем-то спутали, – быстрее, чем надо, развернулся и пошёл прочь знакомой с Орла походкой.

Нил Александрович не стал настаивать на знакомстве. Не от хороших времён брат оказался в штатском, отказался от погон и от имени. Бесследно исчезали истории родных бликами по мутной воде.

Бежали за Урал, чтобы уцелеть, выжить. Дать древу своей жизни пригнуться от вихря событий, но не вырваться с корнями.

Тихим семейным вечером страшные, неприятно пахнувшие гнилью и адом люди забрали Георгия Яковлевича Черникова в собственном доме в Орле.

1910-е годы. Орёл. Двоюродный брат Нила Александровича Мезенцева. Архив Е. В. Мезенцевой

– Зиночка, я ни в чём не виноват, – поцеловал он спящую дочку, обнял испуганную жену. Улыбка осветила благородное, волевое лицо сильного человека. Черников шагнул в безысходность времени.

Зиночка суетливо заплетала-расплетала косу, не могла успокоиться, меряя обустроенный, уютный дом шагами:

– Не виноват, не виноват, не виноват…

– Уезжай! – вывела из оцепенения Зинаида Фёдоровна решительным голосом.

– Мама, куда ж я с ребёнком на ночь глядя? Утром узнаю, что и как с Жоржиком. Он и не виноват.

– Уезжай! Прямо сейчас!

– Куда уезжать, в Польшу к родственникам мужа?

– Уезжай! На Урал. К брату Ивану, в Свердловск. Уезжай!!!

Вещи наспех покидали в льняную скатерть с красной вышивкой, сдёрнутую тут же со стола с остатками ужина. Чашка, из которой недопил Жоржик, сиротливо соскочила на пол, плюхнулась неуклюжим птенцом и, виновато вздохнув, разбилась.

Сонная Кирочка попыталась пореветь, но, узнав, что поедет на поезде, сдержалась:

– С папой?

– Нет. Он приедет. Позже. Обязательно приедет.

Перекрестились. Сели на дорожку. На счастье.

– С богом! – Зиночка с Кирой капелькой пополнили реку хаоса сталинского времени.

До утра Зинаида Фёдоровна так и не сомкнула глаз. Всё думала о зяте, дочери, внучке.

Ребёночка Черниковы ждали долго. Жоржик то воевал. То опять воевал. Как братья, дед, прадед. Потомственная династия кадровых военных.

Зиночка ждала. Кисеты вышивала. Домом занималась. Через семнадцать лет после свадьбы аист принёс свёрток с долгожданной доченькой. Назвали в честь Кирова. Сергея Мироновича.

– Назовём Кира, – обрадовался Жоржик.

– Хорошее имя. Госпожа по-гречески, – согласились и мама, и бабушки.

– Дамы. Господ больше нет. А вот Киров – революционер с большой буквы.

Дочь с рук не спускали. Жоржик яблоки собирать – Кирочку на телегу с собой. Фруктовый сад нескончаемый, вдоль двух улиц тянется на берег Орлика. Васька – верный конь – тоже в яблоках, как и сад. Глазом умным косит на своего хозяина. Спас жизнь в бою командиру Черникову. Потерял сознание Георгий Яковлевич. Контузия. Васька чувствует, хозяин отяжелел. Подождал-подождал. Постоял-постоял. Да и пошёл к своим, без команды. Вынес с поля боя командира. Вот такая лошадиная премудрость.