Мать взглядом дает понять, что это не нужно. Витольд настаивает.
Витольд. Но я же вижу, что тебе больно.
Мать так же смотрит на него, Витольд встает, но она делает знак, чтобы он сидел.
Витольд. Тебе станет легче.
Мать (тихо) . Я не хочу.
Витольд. Ведь ты мучаешься.
Мать. Да.
Витольд. Но зачем?
Мать (шепчет) . Тебе во благо.
Витольд (не понимает) . Что ты такое говоришь?
Мать не слышит его. Она пытается справиться с болью. Ее глаза закрыты, и на сомкнутых веках видны слезы.
Ризница костела, который уже несколько раз мелькал в натурных сценах. Витольд в состоянии помрачения сознания, вызванного усталостью и постоянным напряжением. Ксендз слегка обескуражен его странным поведением.
Ксендз (робко) . Вы хотели о чем-то спросить?
Витольд. Да, я хотел, чтобы вы объяснили мне…
Витольд замолкает на полуслове. Стоит, опираясь на стул, и стучит им по полу. Стук усиливается. Обеспокоенный ксендз встает, но не решается подойти ближе. Витольд берет себя в руки. Отставляет стул в сторону. Берет сосуд со святой водой, рассеянно обмакивает в нее платок и вытирает лицо. Выжимает платок, капли падают на пол. Продолжает говорить.
Витольд (придя в себя) . Да, простите. Мать хотела, чтобы вы пришли к ней с последним помазанием.
Ксендз. Теперь это называется таинство соборования больных. Даже Церковь боится смерти.
Молодой врач в приемном покое, Витольд на лестнице, соседка сидит у койки.
Витольд (врачу) . Мать понимает, о чем говорят в ее присутствии?
Врач. Полагаю, что да. Неизвестно, как быстро прогрессирует болезнь. Наверное, понимает, поэтому нужно говорить так, чтобы она слышала.
Витольд заходит, садится у койки. Мать смотрит на него несколько отсутствующим взглядом. Сжимает его руку. Ее лицо приобретает отталкивающие черты, она не проявляет связи с внешним миром. Рука слабеет, мать отворачивается. На столе лежит недоеденный хлеб. Мать берет его и начинает жадно есть – неясно, улучшение это или новый симптом болезни. Бессильно правой рукой запихивает в рот рассыпающиеся крошки черного хлеба.
Ординаторская. Витольд и Гражина. Слышны ночные больничные шорохи. Витольд сидит на полу, Гражина наклоняется к нему и целует в макушку. Витольд внезапно вздрагивает и ударяет ее головой по носу. Вскакивает, извиняясь. Они обнимаются. Витольд закрывает глаза. Гражина снимает шапочку и гладит его по лицу. Они снова прижимаются друг к другу.
Звон колоколов. В комнате открыто окно, хотя на дворе зима. Соседки помогают уложить в гроб тело матери – она без обуви, в белой рубахе, с прямыми убранными волосами. Тело снимают с кровати и переносят в гроб. На лестнице стоит соседка, с ботинками и скромной черной рубашкой.
Соседка (Витольду) . Почему так?
Витольд. Она так хотела.
Кто-то закрывает крышку гроба. Берут свечки. Витольд гасит одну из них. Выносят гроб.
Кладбище, после похорон. Свежая могила. То же движение камеры, что в сцене на кладбище в Закопане, только здесь – мазовецкий пейзаж с заснеженными полями, раскинувшимися до самого горизонта. Витольд стоит над скромной могилой. Замерзшая Гражина – неподалеку, в глубине кадра.
[♦]
Со смешанными чувствами я слушаю и читаю заявления людей, уверенных в том, что они никогда не допустят, чтобы их собственная жизнь или жизнь близких была искусственно прервана с помощью увеличенной дозы морфия или иных обезболивающих средств. Я понимаю христианский императив, обращенный к Богу, – “Да будет воля Твоя”, – но понимаю и другое: иногда невозможно поверить в то, что Его волей становится безвинное страдание. В моральных дилеммах ощутимо дыхание Тайны. Излишняя уверенность в себе часто предвещает отчаяние. Как себе, так и другим я рекомендую быть осторожными в суждениях.
Независимо от религиозных убеждений я ищу рациональные аргументы в пользу того, что жизнь имеет смысл. Пытаясь одним словом сформулировать, что является ее смыслом, я уверенно говорю: культура. Не только художественная – она лишь малая часть культуры, представляющей собой мерило человеческого развития. Культура поведения, культура чувств, умение жить благородно, бескорыстно, изящно, культура труда и развлечений, культура мышления и еды, культура души и тела – все, что имеет признаки развития, роста. На другом полюсе находятся варварство, примитивность, хамство, животность человека. Культура – это способность переступать через себя, через эгоизм и обстоятельства. Смысл жизни в том, чтобы расти духовно и физически (рост в телесной сфере тоже имеет значение). Важно техническое развитие и новые изобретения, которые могут сделать нашу жизнь более полной, чем во времена лучины и гусиного пера.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу