Салават Асфатуллин - 1812—1814 - Казаки. Киноэпопея

Утро 26 августа (7 сентября) начиналось туманом, но когда Наполеон при помощи ординарца влез в седло, сквозь облака прорвались сильные яркие лучи солнца и щедро озолотили пышно расшитые мундиры маршалов, генералов, офицеров, столпившихся у шатра императора.

– Смотрите, вот оно, солнце Аустерлица! – высокопарно, надменно воскликнул Наполеон, подняв к небу руку в белой перчатке. Это и есть приказ начать бой.

Сотни французских пушек загремели, но им немедленно ответили русские батареи. Завеса серо-мутного едкого дыма заволокла поле, лишь багровые вспышки выстрелов прорывали её, но лишь на мгновение, и снова удушливая, грязного цвета тьма смыкалась над позициями.

Однако события развиваются не так, как мечталось Наполеону вчера на военном совете с маршалами. Атаки корпусов Даву, Мюрата, Нея, Жюно отбиты русскими. Маршал Даву контужен. Укрепления вокруг Семеновского полка, называемые «Багратионовы флеши», держатся с пяти утра до половины двенадцатого дня, – все отчаянные, волна за волной, атаки пехоты отбиваются пулями, ядрами, штыками русских. Князь Багратион, витязь легендарной отваги, в гуще боя, и приказом, и словом, и личным примером воодушевляет солдат. Они держатся под огнём уже не ста пятидесяти, как утром, орудий, а четырёхсот, собранных сюда по указанию Наполеона. Кутузову докладывают: «Силы защитников флешей тают в огне и штыковых схватках». И он, наконец, приказывает: «Казакам Платова и кавалеристам Уварова ударить по левому флангу французов, прорваться в тыл и тем самым ослабить нажим противника на позиции Багратиона!».

Первый башкирский полк майора Лачина, переправившись через реку Война, развернулся и дружно бросается вперёд на стоявших ещё в походных порядках пехотинцев. Те и выстрелить из ружей не успевают, как на них устремляются, словно с вышины, пернатые стрелы.

– Казаки! Амуры! – вопят солдаты и бегут в перелесок, надеясь укрыться в чаще, в буреломе. Офицеры пытаются остановить их и бранью, и ударами плашмя сабли по спине и плечам.

– Башкиры!..

Буранбай мчится в первом ряду всадников, на всём скаку вскидывает лук, и меткая калёная стрела пронзает вражеского офицера.

Но за пехотой противника, справа, находятся французские кавалеристы. Протрубил горн, они вскинули сверкнувшие бликами сабли и изготовились к атаке.

– Есаул Буранбай, – крикнул майор Лачин, – мы будем преследовать пехоту, а ты с первой и второй сотнями сдержи и отбрось конницу!

Не теряя времени, Буранбай поворачивает обе сотни джигитов вправо. Залп стрел ошеломил мчавшихся очертя голову самоуверенных, дерзких всадников – иные рухнули на землю, другие сползли с седла под копыта лошадей задней линии. А там офицер в пёстром мундирчике зацепился ногою за стремя и волочится в пыли. Да, башкиры нанесли коннице потери, но оставшиеся бросились в бешеную рубку, смело принимая на свою сабли клинки джигитов и сами нанося удары. Конь Буранбая вертится винтом, скользя копытами в крови, топча французов, есаул колет копьём, наотмашь кромсает саблей.

Вдруг раздаётся протяжный крик:

– Ранили командира полка!.. Ранили Лачина!..

Буранбай привстал на стременах и гаркнул во всю силу лёгких, заглушив и ржанье лошадей, и стоны раненых, и одиночные выстрелы:

– Спасайте майора!.. Увозите майора с поля боя!

А французские пехотинцы, получив подкрепление, опомнились, сомкнули шеренги и, время от времени стреляя, зашагали вперёд, выставив штыки. Сотня казаков оказалась зажатой между пехотой и конницей. Буранбай, приняв командование полком, выставил крепкий заслон против кавалеристов, а сам с сотней бросается на выручку донским казакам. Врубившись в строй вражеских пехотинцев, он внезапно замечает молодого Перовского. Юноша дерётся отважно и умело, – есаул увидел, как, изловчившись, корнет отрубил напрочь руку французу, замахнулся тут же на его соседа, но сабля налетела на ствол тяжёлого ружья и раскололась как стеклянная, Перовский потерял равновесие и вывалился из седла…

С гиканьем и пронзительным свистом джигиты теснят французских пехотинцев, навзничь опрокидывают грудью коня, вдавливают в землю копытами, колют копьями, разваливают напополам саблями.

Буранбай послал надёжных всадников искать и увозить Лачина, а сам спешился и поднял Перовского. Корнет ранен либо в момент падения, либо в схватке, но, упоенный удалью, не заметил этого, а теперь жалобно стонет от нестерпимой боли и унижения.

– Терпи, казак, атаманом будешь! – говорит Буранбай по-русски.