Игорь Ягупов - Факультет

31.

На лекции Джелала Ахмедовича людей приходило немного. Приходили не самые философичные, а самые осторожные.

– Он дремлет, но бдит, – шептали благоговейно осторожные. – Он вам всем еще покажет на экзамене.

Мы честно отсиживали положенные часы: кто спал, кто списывал у однокурсниц какой-нибудь конспект, а кто и злобно поглядывал по сторонам, готовый сбеситься от скуки и истечь слюной, как та злосчастная собака.

– Мягко стелет – жестко спать, – пророчествовали осторожные.

Мы ждали первого (зимнего) экзамена. Самые трудолюбивые пытались читать учебник. Не менее трудолюбивые, но не осененные столь высокой гениальностью, писали «шпоры» и «бомбы». Ленивые и беззаботные надеялись на чудо…

Кто сказал, что чудес не бывает? Вырвать гнусный язык изо рта. Январским утром мы толчемся вдоль стен в коридорчике. Нас много, нас очень много, нас гораздо больше, чем могут пустить в аудиторию на подготовку, нас человек пятнадцать. Мы разбиваемся на пятерки, договариваемся, кто кому какие «бомбы» передаст и когда…

– Заходите, заходите, – приглашает нас Джелал Ахмедович.

Ошарашенные, мы всей толпой вваливаемся в аудиторию. Растерянность, однако, не мешает нам прихватить с собой за парты сумки с учебниками и «шпорами».

– Здесь только ручка и листок бумаги. Ручка и листок! – ревет Лена Гришко, тыча Рзаеву в лицо огромным двухпудовым баулом, из которого сыплются «бомбы». – Только ручка и бумага!

Джелал Ахмедович послушно кивает.

Мы начинаем тянуть билеты. Видя спокойствие экзаменатора, некоторые наглеют. Еще минута, и Марина Браверман уже роется в них, как будто выбирает мясо на рынке. Наконец каждый взял то, что хотел, и мы чинно рассаживаемся по местам.

Проходит пять тягостных минут: как вытащить «бомбы» и «шпоры», если нас так много, что первые сидят всего через парту от преподавателя? Видя наше смущение, Рзаев – вот культура у человека! – покидает помещение, сказав тихо:

– Готовьтесь пока.

А вы говорили, что не бывает чудес! Но сколько продлится счастье: две минуты, три, может быть, пять? Никто этого не знает. В аудитории стоит шорох бумаг и гул голосов.

Марина Долгирева ссужает меня «бомбой» по первому вопросу, а Инна Быковец – по второму. Их нужно только переписать своим почерком.

Минут через пять первый азарт проходит. Наступает рабочая тишина, нарушаемая единственно скрипом ручек. Мне лень переписывать «бомбы», и я решаю зачитать прямо их, разными чернилами и почерками написанные.

Проходит первый час. Шорох и скрип ручек по бумаге стихают. Все переписано, схвачено, состыковано – идет отточка деталей.

Проходит второй час. Радость в наших сердцах сменяется растерянностью и недоумением. Кто-то начинает учить свой ответ наизусть, кто-то треплется с подругами. Я начинаю переписывать «бомбы» каллиграфическим почерком…

Спустя четыре часа после начала экзамена недоумение сменяется раздражением. Все отточено, выучено и уже полузабыто. Все темы для разговоров исчерпаны. Кому-то нужно в парикмахерскую, кто-то хочет посмотреть фильм по телевизору, а кто-то просто захотел есть. Я переписываю «бомбы» в третий раз – теперь уже готической вязью с прорисовкой первой буквы каждого абзаца растительным орнаментом…

Еще через полчаса мы посылаем старосту курса Цурихину на поиски Рзаева. Через минуту Инка возвращается:

– На кафедре его нет.

Раздражение сменяется яростью.

– Ищи! – ревем мы Цурихиной голосами милиционеров-кинологов.

Цурихина убегает на поиски. Обежав минут за двадцать весь институт, она наконец-то берет след.

– Говорят, что он уехал домой, – растерянно сообщает она нам.

– ???

– Ну, мне так сказали, – потерянно разводит руками Инка, сама не понимая, что все это означает.

– Инка, иди, звони, обещай ему свое тело, но чтобы через двадцать минут он был здесь! – кричим мы.

– Его домашний не отвечает, – волнуется Инка минут через десять.

– Цурихина, – говорим мы уже серьезно, – Цурихина, мы сами возьмем твое тело, если ты сейчас же не пойдешь и не дозвонишься.

Инка убегает. Ярость сменяется холодной злобой в наших сердцах. Когда Инка появляется на пороге, мы заявляем:

– Цурихина, если ты его не нашла – ты нам больше не однокурсница.

– Он будет! Он будет минут через двадцать! – кричит Цурихина. – Он уже выезжает из дома!

Холодная злоба в наших сердцах сменяется усталостью и опустошенностью в наших душах…

Ровно через полчаса мы слышим стук в дверь. Дверь слегка приоткрывается, и Джелал Ахмедович, не заглядывая через порог – культура, она и в Индии культура! – сообщает: