Игорь Ягупов - Факультет

Учась на последнем курсе, Катя взяла в маминой школе пятый класс. Катина мама правильно считала, что дочери нужно взять этот пятый класс и провести его по всей программе до выпускного одиннадцатого. В этом был свой резон, но Катина юность на этом закончилась. Ей пришлось срочно мужать. (Или матереть?) Школа к этому обязывает.

Катя окончила институт с красным дипломом и стала именно такой учительницей, какой учительница и должна быть. Не сомневаюсь, на прекрасный специалист. И ее карьера сложилась отлично. Если, конечно, Катя хотела стать учительницей. Но вопрос-то как раз в том и заключается: а хотела ли этого Катя?

28.

У Марины от природы был живой и веселый характер. Но кроме этого ей достался еще и старший брат. А это уже, знаете ли, просто великое совпадение. Старшие братья – прекрасные воспитатели характеров неунывающих. Необходимость все время держать круговую оборону от братниных шуточек и приколов отточила Маринино чувство юмора до такой степени, что им можно было бриться.

Легче составить список того, над чем мы с Маринкой не смеялись, чем перечислять все, что стало объектом нашего черного юмора. Вдвоем мы, пожалуй, смогли бы написать сценарий кинокомедии «Гибель «Титаника».

29.

В первый год после окончания школы Марина поступала в Вологодский политех. И только чудное сплетение обстоятельств уберегло ее от профессии инженера.

Мама оставила Марину в вологодской политехнической общаге и отбыла в Мурманск с легкой душой. И зря. Ибо судьба дочки в обители точного расчета оказалась незавидной.

По словам Марины, балкон общажной комнаты был полностью заставлен бутылками из-под водки. Это сразу настораживало и наводило на мысль, что, быть может, и не все студенты политеха движимы были исключительно идеями технического прогресса. В самой середине двери, которая не запиралась, выломана была огромная дыра. Дыру на ночь пришлось заткнуть подушкой. А саму дверь – подпереть тумбочкой…

Так, наверное, спали защитники Севастополя в Крымскую кампанию: чутко, настороженно, всегда готовые к нападению и штурму. За штурмом дело не стало. Часам к двум ночи шумные пьяные вопли в соседних комнатах усилились, а затем выплеснулись в коридор. Абитуриенты и не разъехавшиеся домой студенты пошли «по девочкам».

Подушка перепасовывалась туда-сюда, как мяч на первенстве мира по волейболу, дверь сотрясалась от ударов, тумбочка ерзала. Маринка с товарками по несчастью спинами подпирали последний рубеж обороны, ибо знали, что на балконе для них земли нет – там было место только для бутылок.

Сражение стихло только к утру. Обессилившие стороны заснули прямо на линии фронта, у дыры: девчонки в комнате, мальчишки в коридоре.

На следующий день в общагу приехал отец студента-недотепы – «обрезать сыну хвосты». Он затарился водкой и пригласил преподавателей откушать. Гудеж стоял по всем этажам уже с полудня. Трепеща сердцем при мысли о предстоящей ночи и чувствуя, что второго штурма, да еще преподавательского – в бой пошли бы уже не студенты, а инженеры – ей не пережить, Маринка сгрузила в чемодан пожитки и ринулась прочь из Вологды.

А так как мама выехала поездом, а Маринка полетела самолетом, то она и встретила на вокзале остолбеневшую родительницу, которая только что креститься не начала.

В общем, хорошо, что все хорошо кончается. Окажись Вологда немного гостеприимней – с кем бы мне дружить в институте?

30.

«Истина обитает не на больших дорогах, по которым ходят все», – писал Дмитрий Мережковский. Я не знаю, обладал ли Джелал Ахмедович истиной, но мысли его постоянно блуждали на самых темных тропинках подсознания.

Он преподавал у нас философию, которую, я думаю, он знал хорошо, но которую по этой же причине ему преподавать нам было скучно. Ибо те азы, которые мы могли впитать, были ему неинтересны

Джелал Ахмедович искал на Кольском полуострове таинственную страну Гиперборею. И сравнивал русский язык с древним санскритом. Говорят, он несколько лет преподавал философию в Индии. И, как мне кажется, впитал в себя часть индийской культуры.

Так или иначе, но он впадал на лекциях в медитационный транс. Выпрямившись, сидел он за столом перед нами и ровным голосом вещал что-то вроде:

– Собака прогладывается, и у нее начинает течь слюна…

Глаза Джелала Ахмедовича при этом были полуприкрыты. А вся лекция, казалось, сводилась у него в мозгу к какому-то давно отработанному условному рефлексу, который он время от времени повторял, чтобы заработать деньги для существования, где были гораздо более интересные вещи, чем диалектический материализм – например, Гиперборея. Джелал Ахмедович был философом, но не был преподавателем…