Юрий Дружников - Пушкин. Изнанка роковой интриги

Мы, русские, выдрессированы на фразе Аполлона Григорьева: «Пушкин – это наше все». Также обобщал Иван Гончаров: «В Пушкине кроются все семена и зачатки, из которых развились потом все роды и виды искусства во всех наших художниках» [528]. И еще, конечно, заключение Максима Горького: Пушкин – «самое полное выражение духовных сил России». В результате развился некий гипноз.

Критика Пушкина, столь способствовавшая его известности при жизни, впоследствии стала рассматриваться как посягательство на национальные святыни. Журналист Ксенофонт Полевой, одним из первых назвавший Пушкина великим поэтом за бессмертные заслуги перед русской словесностью, с грустью отмечал: «Знаю, что я должен очень осторожно говорить о Пушкине. Нашлись люди, которые в последнее время усиливались представить меня каким-то ненавистником нашего великого поэта и чуть не клеветником нравственной его жизни» [529].

М. Цветаева вспоминает, что в ее семье, боготворя Пушкина, предпочитали правде о нем ложь. Мать утаивала от дочерей подробности его биографии. «Жизнь спустя, – пишет Цветаева, – горячо приветствую такое умолчание матери». Согласимся, что упоминать или не упоминать детям в начальной школе публичный дом, часто посещавшийся Пушкиным, – педагогически важная проблема. Но взрослая Цветаева так обожает Пушкина, что ревнует его к жене, уверяя нас, взрослых читателей, что Дантес заманил поэта на дуэль и убил [530]. Обожествление не знает меры:

пишет Волошин в «Коктебельских берегах» [531]. На тех местах, куда Пушкин глянул утром, днем или под вечер, имеются мемориальные доски. Мы живем, писала в тайном дневнике Л. Гинзбург, «среди всеобщего умиленного слюнотечения, в котором утоплен Пушкин» [532].

Наверное, только в России возможно такое: превращать поэта в атеиста одновременно с его обожествлением. Божество нуждается в храмах, и первый храм был открыт через сорок два года после его смерти лицеистом Павлом Рейнботом. Пушкинский Дом создан с участием этого же энтузиаста и Бориса Модзалевского и тоже задумывался как музей. Советские музеи Пушкина прошли в своем развитии два этапа: уничтожения и создания заново на пустом месте. Говорим это по старым и свежим впечатлениям от поездки. По сравнению с западными музеями писателей в Америке и Европе, дома, в которых жил Пушкин, не столько культурные, сколько культовые учреждения, или, как их называют в газетах, «Храмы Славы Великого Поэта» (с заглавных букв).

Вдова Пушкина съездила в Михайловское с детьми за всю жизнь четыре раза. «…Когда Наталья Николаевна (Пушкина) вышла вторично замуж, – вспоминала про Михайловское соседка Мария Осипова, – дом, сад и вообще село было заброшено, и в течение восемнадцати лет все это глохло, гнило, рушилось… Наконец, в последние годы исчез и дом поэта: его продали за бесценок на своз… так мне досадно, что не сбережен, как бы везде это сделали за границей, не сбережен домик великого поэта» [533].

Природа отдыхает на потомках гения. Сын Пушкина Григорий двадцать лет прожил в Михайловском с подругой-француженкой, имя которой не сохранилось (сам он звал ее Мадам) и которая родила ему трех дочерей. Когда она заболела, он расстался с ней, решив жениться на другой и переехать в Вильно. Отдал он Мадам все имущество на пятнадцати подводах, – практически все, что осталось от великого отца. А имение продал казне, поскольку в год столетия со дня рождения поэта (1899) возникла мысль о создании музея.

Постановление Совнаркома о Михайловском было принято в 1938 году, когда все уже было разворовано и сожжено. До войны в усадьбе справа и слева от бюста Пушкина стояли гипсовые Сталин и Горький. Во времена застоя делали гранитную отмостку у могилы поэта, и на недоуменные вопросы тогдашний директор С. Гейченко отвечал: «Мы хотим, чтобы все было как у мавзолея Ленина. Ведь Ленин и Пушкин – это наши святыни».

По окончании строительства социализма Святогорский монастырь (впрочем, Святые Горы все еще Пушкинские, а Царское Село – город Пушкин) был возвращен церкви. Первым делом монахи выкинули все музейные экспонаты из южного придела, где отпевали Пушкина, чтобы не шатались экскурсанты, затем собрались вынести из монастыря могилу Пушкина, к которой ходят посторонние. Из заповедника поехали жаловаться, и заместитель губернатора Псковской области сказал: «Сегодня указание – развивать религию. Будет могила мешать, уберем!» [534].