Сергей Яковлев - На задворках России

— Здесь все — правые! — отреагировал Василевский сквозь зубы.

— Я не правый. Сергей Павлович не правый. Во всяком случае, не состоим ни в каких правых партиях. И не посещаем церковь. Если бы под статьей стояла чья-то подпись — ваша, к примеру, или Ирины Бенционовны, — тогда дело другое. Но вы берете на себя смелость говорить от всей редакции, от "Нового мира" в целом. Так не годится. Давайте вместе подумаем, как малой кровью смягчить ваши небесспорные формулировки...

— Не трогайте статью, — вдруг зашипел Василевский, выйдя из себя. — Ким тоже начинал с этого. Я вас предупреждаю.

Анатолий Ким еще числился сотрудником редакции, а я уже слышал третью (и скорее всего, не последнюю) версию его изгнания. К такому нужна привычка!

Позже я узнал, что все мной прочитанное авторы и им сочувствующие называли либеральным (а еще просвещенным) консерватизмом. Это должно бьшо звучать как про­грамма "Нового мира" на годы и годы вперед. О том, насколько льстил Василевскому такой "имидж", можно судить по его простодушному высказыванию в "Новом мире" ровно через три года. Сообщив читателям, что Павел Басинекий где-то назвал его, Василевского, "просвещенным консерватором", автор горделиво комментирует: "это приятно". От Роднянской я не раз слышал в разговоре о — ни больше ни меньше — "консервативной революции"! (Правда, Роднянекая делала оговорку об условности этого термина; человек начитанный, она не могла не чувствовать, что консерватизм и революция стоят, вообще-то, на разных полюсах.) Буквально восприняв идеологию пореволюционного сборника "Вехи", новоявленные консерваторы объявили себя продолжателями дела веховцев. Мне уже доводилось писать, что подлинный консер­ватизм русских мыслителей начала века, пытавшихся уберечь Россию от кровавого разгула и развала, не имел ничего общего с догматическим повторением их постула­тов в совершенно иных условиях; окажись веховцы сегодня с нами, они первыми отреклись бы от якобы "консервативных", антинародных и антигуманных теорий своих бездумных приверженцев. Если уж искать в нашем времени реально консерва­тивную программу — ближе всего к ней стояли, думаю, Е. М. Примаков и некоторые члены его правительства, выполнившего в 1998—1999 годах важную охранительную и врачующую работу...

Были ли у Василевского действительно выношенные консервативные (по его са­мооценке) убеждения? Полагаю, что нет. Мальчик из хорошо обеспеченной семьи, сын писателя-партийца, он в студенческие годы свысока глядел на сверстников, под оде­ялом читающих выпрошенную на одну ночь бледную ксерокопию солженицынекого "Архипелага" или хоть Набокова. Голодраное "инакомыслие" вызывало у него разве что снисходительную ухмылку. Если и заглядывал в те книжки, то походя и брезгливо. Его ждали совсем иные вершины. Защитная поза всеведения, принятая в ту пору в кругах сытой советской "элиты" (чтобы и в чистеньких ходить, и на крючок не попа­даться), маскировала полное незнание жизни. Из таких-то инфантильных и трусова­тых "внуков Арбата", уже примерявших на века пошитые отцовские мундиры, и выпе- стовались впоследствии адепты "консерватизма" и "буржуазности": теперь они вы­глядели дельными и практичными, оплевывали дела отцов бестрепетно, не утруждая свою совесть, но внутри оставались все теми же бесхребетными конформистами. Предложи им завтра иную возможность гарантированной карьеры, иную освящен­ную властью идеологию (откровенный фашизм, допустим, или же снова атеистичес­кий коммунизм) — что останется от их "просвещенного консерватизма"?..

Выйдя от меня, Василевский кинулся по кабинетам — "поднимать народ". Я вы­нужден был сообщить о конфликте Залыгину и передал ему текст с моими карандаш­ными пометками.

Вскоре он позвал меня в кабинет.

— С этой статьей я согласиться не могу. И не только в тех местах, которые вы указали. Не то-олько! Что они такое пишут про перестройку? Мы журнал перестроеч­ный! Мы не можем от этого отрекаться! Какие такие особые надежды у Василевского на частного предпринимателя? Спросите у него, сколько сам он от этого предприни­мателя денег в журнал принес? Я тут набрасываю, потом покажу вам... Надо многое менять!

У дверей залыгинского кабинета уже маячила Роднянекая со своим напарником по отделу критики Сергеем Костырко — прибыли на подмогу Василевскому.

В буфете ко мне подсел Сергей Иванович Ларин, с которым мы немало лет прора­ботали бок о бок в отделе публицистики.

— Напрасно вы так. Андрей долго над этой статьей трудился, со всеми нами со­гласовывал...