Ольга Тогоева - Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

Читатель, я думаю, уже обратил внимание на одну важную особенность судебных документов эпохи Средневековья. Если речь в них все же заходила о преступлениях, совершенных на сексуальной почве, то обычно правонарушения эти оказывались лишь названы, но не описаны подробно. Именно поэтому до нас дошло совсем немного уголовных дел XIV–XV вв„при рассмотрении которых упомянутое правило было нарушено.

И все же в нашем распоряжении имеются источники, где действительно можно найти интересующую нас информацию о частной и интимной жизни людей Средневековья. Прежде всего, это письма о помиловании — lettres de rémission, происходящие из архива королевской канцелярии, чиновники которой на рубеже XIII–XIV вв. начали выдавать подобные документы просителям, осужденным за уголовные или гражданские правонарушения [149] Как я уже упоминала, самое первое письмо о помиловании из дошедших до нас датируется маем 1304 г.: Gauvard С. “De grace especial”. Р. 64. . В них подтверждалось, что французский монарх дарует свое высочайшее прощение тому или иному конкретному человеку (реже — группе лиц), а потому вынесенный в отношении него приговор — будь то решение королевского, сеньориального, церковного или городского суда — объявляется недействительным. Таким образом, ответчик восстанавливал свою добрую репутацию, возвращал себе конфискованное имущество, хотя и был обязан выплатить истцу судебные издержки [150] Ibid. Р. 63–64. .

Процедура получения письма о помиловании — как, впрочем, и оформление любого иного судебного документа — в средневековой Франции была жестко регламентирована. Его составлению предшествовала устная просьба, с которой ответчик или кто-то из его близких (родственников или друзей) обязан был обратиться к суду. Представители палаты прошений Парижского парламента рассматривали отдельно каждый подобный случай и передавали сведения о нем в королевский совет, который в свою очередь должен был принять решение о том, имеет ли преступник право подавать теперь уже письменную просьбу. При положительном ответе осужденному или его родственникам следовало обратиться в королевскую канцелярию, чиновник которой составлял для них сам документ и регистрировал его. На этом, однако, процедура не заканчивалась. Осужденному требовалось представить копию письма о помиловании тому судье, который вынес в отношении него обвинительный приговор, для подтверждения (ратификации) королевского решения местным судом и аннуляции процесса. Еще одну копию письма он должен был предъявить истцу или его ближайшим родственникам на тот случай, если они потребуют от него не только выплаты издержек, но и денежной компенсации за причиненное зло [151] Braun P. La sorcellerie dans les lettres de rémission du Trésor des chartes H Actes de 102 e Congrès national des sociétés savantes, Limoges, 1977. Section de philologie et d’histoire jusqua 1610. P., 1979. T. IL P. 257–278, здесь P. 257–259. .

Содержание письма о помиловании, как и процедура его получения, также являлось полностью формализированным. В нем следовало изложить в мельчайших подробностях историю преступления, перечислить обстоятельства, приведшие к подобному исходу, описать все предпринятые судом меры по расследованию данного дела, уточнить претензии и требования истца, а также указать, какой именно приговор был вынесен судом. Однако главными составляющими такого документа являлись, вне всякого сомнения, те аргументы, которые обвиняемый приводил в свою защиту и которые, с его точки зрения, могли рассматриваться как обстоятельства, способные смягчить его вину или — в идеале — свести на нет сам факт преступления [152] Подробнее о формуляре «образцового» письма о помиловании см.: Gauvard С. “De grace especial”. P. 76–109. .

Каковы же были аргументы, к которым апеллировали просители? В целом они весьма неплохо изучены в историографии применительно не только к эпохе позднего Средневековья, но и к периоду раннего Нового времени [153] Ibid. P. 86–105; Braun P. Le valeur documentaire des lettres de rémission // La faute, la répression et le pardon. Actes du 107 e congrès national des sociétés savantes, Brest, 1982. Section de philologie et d’histoire jusqu’à 1610. P., 1984. T. 1. P. 207–221; Davis N.Z. Fiction in the Archives. Pardon Tales and their Tellers in the Sixteenth-century France. Stanford, 1987 (франц, перевод: Eadem. Pour sauver sa vie. Les récits de pardon au XVI e siècle. P., 1988). . Доводы подателей писем о помиловании представляются в достаточной мере стереотипными, разрабатывающими одни и те же «извинительные» стратегии поведения: ссылки на подорванное здоровье, тяжелую болезнь и возраст (слишком юный или слишком пожилой), на эмоциональное и ментальное состояние в момент совершения преступления (состояние аффекта, помешательства, опьянения), на наличие семьи и малолетних детей, на собственную бедность или на имеющиеся долги, на социальный статус (в частности, знатность) или на то, что истец нанес непоправимый урон чести и достоинству ответчика. Преступление могло быть также описано как вынужденная мера в ответ на неправомерные действия второй стороны, а также — как результат вмешательства дьявола в дела людей [154] Gauvard C. “De grace especial”. P. 86–99. .