Ольга Тогоева - Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

И все же, даже если речь на процессе шла о конкретном правонарушении, совершенном на сексуальной почве, из записей о нем мы чаще всего не можем узнать никаких «пикантных» подробностей. Будь то признание обвиняемого или текст приговора по его делу, состав преступления — точно так же, как в письмах парламента или в журналах судебных заседаний — обычно оказывается лишь назван, но не описан в подробностях. Нам никогда не узнать, к примеру, что конкретно вызвало особый гнев обманутого мужа-экюйе, заставшего супругу в объятиях ее давнего любовника-монаха и вынужденного на сей раз применить оружие, ранив («но не убив», как уточнялось в регистре) незадачливого соперника [130] ANF. X 2а 6, fol. 57v-59 (а. 1352). . Мы вряд ли поймем, в чем именно заключалась инцестуальная связь между девочкой 11 лет и ее отчимом, поплатившимся за, возможно, излишне близкие отношения с падчерицей головой, но оправданного посмертно, благодаря апелляции, поданной его вдовой (и матерью девочки) [131] ANF. X 2а 7, fol. 293-294v (а. 1366). . Мы, к сожалению, уже не сможем расспросить диакона, женившегося на владелице замка и ставшего на какое-то время его сеньором, какие причины подвигли его на столь грандиозный обман, закончившийся гибелью кузена разгневанной женщины, не желавшей жить в конкубинате [132] ANF. X 2а 9, fol. 132v-134v (a. 1378). …

Таким образом, при первом знакомстве с судебными записями о преступлениях, совершенных на сексуальной почве, нам может показаться, что рассуждения противников «Романа о Розе» о недопустимости публичного обсуждения частной жизни и ее самых интимных подробностей следует рассматривать как в высшей степени умозри-' тельные, поскольку они не имели никакого отношения к повседневной жизни французов XIII–XV вв. Данное наблюдение, однако, оказывается верным лишь отчасти. Достаточно повнимательнее присмотреться к жанровым особенностям судебных документов той эпохи, чтобы заметить одну любопытную закономерность: мы все же можем найти в них весьма детальные описания преступлений сексуального характера, однако все они происходят из текстов весьма специфической направленности — из жалоб, с которыми потерпевшие обращались к представителям судебной власти.

Жалобы эти, безусловно, носили самый разнообразный характер. Это мог быть, к примеру, собственно донос (dénonciation), т. е. прошение, поданное в тот или иной суд с требованием расследовать совершенное против истца (истицы, истцов) преступление. Так, в сентябре 1342 г. в суд Сен-Мартен-де-Шамп обратилась Жанетт Ле Гаж, девица 13 лет, утверждавшая, что ее изнасиловал Жан Пинар, который затащил ее к себе домой, связал ей руки, заткнул рот и лишил девственности [133] “Ledit Jehan, oultre son gré, consentement et volenté, la prist par là main et la mena en sa chambre, et la geta sus son lit, et se efforça de la despuceller…Et aveques ce, pour ce que ycelui Jehan ne la post despuceller sus son lit, il l’embrassa et l’apporta sus une table… et ferma luis, et là, sus ycelle table, la corrompy et despucela tout oultre, et lui mist les mains sous lui, afin que elle ne se peust aider, et aussi son chapperon sus sa bouche, afin que l’en ne loïst crier’’ (Registre criminel de la justice de Saint-Martin-des-Champs. P. 187–188). . На следующий день Жанетт была осмотрена повитухой (nostre matrone jurée) Эрмелиной Ладюшесс, которая полностью подтвердила на допросе слова девушки [134] “Elle avoit veue et visitée bien et diligemment ladite Jehannete, là où il appartenoit à veoir, visiter et tater, et que ycelle Jehannete estoit corrumpue, dessirée et despucellée tout oultre et de nouvel” (Ibid. P. 188). Следует отметить, что и другие жалобы на изнасилования, поданные в церковные суды Парижа и его окрестностей, несмотря на общий характер этих регистров, отличались полнотой и детализацией: Ibid. Р. 40–43, 87–89, 124–125; Тапоп L. Op. cit. Р. 327–328. .

В качестве жалобы могла фигурировать и апелляция (appelation), в которой обвиняемый жаловался на недостойное обращение с ним в ходе следствия, выразившееся, в частности, в сексуальных домогательствах или же в членовредительстве. Любопытно при этом отметить, что такие подробности со второй половины XIV в. начали упоминаться в делах, никоим образом не связанных с собственно преступлениями, носившими сексуальный характер: указания на интимные отношения или «постыдные» части человеческого тела регулярно служили в качестве смягчающих или отягчающих вину обстоятельств при любом составе преступления. В частности, в 1368–1376 гг. судьи Парижского парламента были вынуждены рассмотреть целую серию дел, в которых истцы жаловались на сексуальные издевательства со стороны ответчиков: в апелляциях фигурировали и подвешивание за мошонку священника во время его пребывания в частной тюрьме местного сеньора, и гениталии, оторванные при незаконных пытках, и кастрация как способ отомстить за проигранный в суде процесс [135] ANF. X 2а 8, fol. 54v-56 (а. 1368), X 2а 8, fol. 101v-102v (а. 1369), X 2а 9, fol. 37–38 (а. 1376). .