Юрий Терапиано - Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972)

Не знаю, каковы «подпольные» советские поэты.

Но если они следуют новейшей западной поэзии, то, боюсь, они станут столь же невыносимы, как, например, «наши» французы, дошедшие до «хуже, чем худая проза», по выражению одного французского критика. Боюсь XX века – века уродства (и в живописи), шума, грохота, напора, массового, «blousons noires» («черных блуз», хулиганья).

У Вас в Калифорнии лето, а у нас – осень – 92 года – пишут в газетах – не было такого плохого лета. Мог бы уехать, но не стоит сидеть «под дождем» в гостинице!

Читали ли Вы «Воздушные пути»?

Не понимаю, почему Ахматова с такой явной злобой обрушилась на Г. Иванова? Чем он мог ее задеть? – «Копеечкой»? («Петербургские зимы»).

Ведь если он даже и ошибся – и у Мандельштама не было дочери, – то этот слух в Париже знают все, его привезли после войны из России. А на «Тучке» он бывал постоянно – и т. д. Заодно Ахматова задела и французскую писательницу «prix» (кажется, Гонкур) – жену Луи Арагона, Эльзу Триоле. Они – коммунисты, верно, но зачем же ругаться: – «какая-то триолешка наврала»?.. 392 Арагон, говорят, хочет «реагировать». Боюсь, как бы он не напакостил ей по своей линии…

А наши – никто из лежавших на груди у Г. Иванова, например Померанцев, никак не реагировали на ахматовское выступление! Или гипноз имени столь велик? Или просто: в душе каждый литератор рад, когда ругают другого?

Желаю Вам хороших каникул и шлю привет Лидии Ивановне и Вам.

Дорогой Владимир Федорович,

Мне не дали второй корректуры «Парусов», поэтому там 4 ошибки.

Сначала я, как водится, не заметил, а теперь – там, где могу – исправляю.

Эпиграф из Белого: его Вы уже заметили, – исправьте, пожалуйста, в книжке.

Стр. 17, примечание: «…Музыканты», в Киеве. – Иначе непонятно, где и почему «тишина побежденной столицы». Киев был завоеван, а не принял большевизм, как Петербург или Москва.

Стр. 32 (ошибка перепечатчицы) …И вдруг в руках мильоны красных роз. Как чудо…

Стр. 35. Не «взмах», а «взлет рокового колеса» (ошибка перепечатчицы) – и, согласен, Лившиц – … (его я знал хорошо, наш киевлянин).

О «лесенке» же могу заметить, что Чуковский в 1920 г. говорил о Маяковском то же самое – «механически»; – «обыкновенный размер, расположенный уступами».

У нас неделя «русской советской поэзии».

По случаю выхода двуязычной антологии (по-французски и по-русски) в издательстве «Seghers» приехали (кроме заболевшей Ахматовой) Сурков, Твардовский, Мартынов, Вознесенский, Ахмадулина, Роберт Рождественский, Слуцкий, Соснора и Кирсанов 393 .

Вечер в огромном зале – все переполнено молодежью, экстаз, гром аплодисментов. Лучше всех – Вознесенский и Соснора, Ахмадулина – «так себе» (футуризм).

Сегодня они подписывают антологию в книжном магазине «Globe» (советском).

Хозяйка вечера – Эльза Триоле с Арагоном. («Триолешка наврала…».) Вид у «Триолешки» – совсем старая, но очень приличная и очень хорошо переводит стихи. Арагон – величественен и красив.

А Сурков держался, как мужик, когда благодарил Триоле и подносил ей – «нате вам! – в благодарность» – комплект первого издания Пушкина.

Какой бы мог быть «обратный вечер» – в Москве!

И выли бы тоже, если бы…

Но до этого еще нужно подождать, а так, пока – и нас понемножку читают «там», есть сведения.

Ирина Владимировна последнее время все болеет, но работает над «берегами», которые издает Камкин.

Ирина Николаевна и я шлем привет Лидии Ивановне и Вам.

Ирина Владимировна шлет привет Вам обоим.

Дорогой Владимир Федорович,

Ирина Николаевна и я желаем Лидии Ивановне и Вам всего самого хорошего в наступившем новом году – ив первую очередь здоровья, а также поздравляем с наступающим русским Рождеством Христовым.

У нас в Париже литературный русский сезон идет своим чередом; самое большое волнение вызвала изданная на двух языках франко-русская антология и приезд сюда русских поэтов.

Вы об этом уже все знаете, не буду повторяться.

Ирине Владимировне сейчас лучше, но у нее много работы, т. к. она должна срочно подготовить к печати «На берегах Невы».

О ее книге – я разумею, Вы пишете об «Одиночестве», объявленном в каталоге магазина Нейманис в Мюнхене, – я ей даже боюсь говорить, чтобы ее не расстраивать напрасно.

Дело в том, что «Одиночество» сверстали так, что местами одно стихотворение превратилось в два, а другие – разорваны на три ставшие самостоятельными части.