Аркадий Стругацкий - Пепел Бикини

- Что делать, - вздохнул губернатор. - В наше время иногда приходится быть либералом. Впрочем, лучше пусть болтают, чем стреляют. Я в этом убеждён, господин начальник полиции.

«Губернатор стал идеалистом… или сошёл с ума». Начальник полиции недоумевал. В этот момент на помосте появилось новое лицо.

- Американец? - пробормотал кто-то растерянно. - Вот наглец!

Раздались насмешливые и возмущённые крики. Но американец не смутился. Вертя в руках лист бумаги, он терпеливо ждал. Понемногу шум утих.

- Господа! - начал американец. - Я - советник американского посольства Грэхэм Корн. Прежде всего разрешите мне выразить от своего имени, от имени моего правительства и от имени моего народа глубокое и искреннее соболезнование по случаю безвременной кончины Кубосава-сан…

Он говорил по-японски чисто, почти без акцента, и это немного примирило слушателей с ним.

- Весь мир, все люди доброй воли скорбят вместе с вами, объятые жалостью к осиротевшей семье покойного. Нет слов, какими можно было бы смягчить эту тяжёлую утрату. Американское правительство сделало всё возможное, для того чтобы спасти Кубосава-сан. Лучшие доктора…

Американцу не следовало бы говорить об этом.

- Знаем мы американских докторов! - закричали в толпе.

- Почём на чёрном рынке ампула пенициллина?

- Долой водородные бомбы!

- Долой испытания!

- Не хотим больше слушать! Убирайся вон! Советник посольства давно уже исчез с помоста, а народ всё никак не мог успокоиться. Начальник полиции смотрел на губернатора вопрошающими глазами.

Губернатор беззвучно смеялся, положив руку ему на плечо:

- Нет, что ни говорите, а Ямато-тамасий, дух Японии, ещё жив в нашем народе.

На помост, тяжело дыша, вскарабкался новый оратор. Он был в дешёвом европейском костюме и мягкой шляпе.

- Друзья! - крикнул он. - Я только что из Токио. Американцы не приняли нашу делегацию. Они ссылаются на то, что сегодня воскресенье. Они не желают слушать нас!

Тысячи сжатых кулаков поднялись над морем голов.

- А вот вам позавчерашняя газета с сообщением о смерти Кубосава-сан… - Человек в европейском костюме развернул мокрый газетный лист. - Вот на этой стороне фото траурной процессии у Первого национального госпиталя… Видите? - Он перевернул страницу. - А вот другое фото: премьер Иосида улыбается американским газетчикам… Позор!

Он стоял, выпрямившись, размахивая обеими руками, словно дирижируя, а многотысячная толпа, скандируя, кричала хором, хлопая в такт в ладоши:

- До-лой бом-бу! До-лой Иоси-да!

- До-лой бом-бу! До-лой Иоси-да!

Губернатор хитро подмигнул вконец обалдевшему полицейскому и направился к машине.

Медленно и важно стучали огромные стенные часы. Тихо шелестел настольный вентилятор. По потолку весело прыгали солнечные зайчики от воды в сифоне. Адмирал Брэйв тихонько застонал и уронил голову на руки. Вот чем всё это кончилось! Что будет завтра? «Вы не сумели должным образом организовать операцию. Вы не обеспечили лояльность японской прессы. Вы не смогли предпринять нужные меры по лечению рыбаков. Вы опозорили Америку. Вы… вы… вы… не сумели, прозевали… не оказались на высоте…» Боже мой! Боже мой! Как будто это он один виноват во всём! Ну, разумеется, козёл отпущения необходим, он должен быть найден. Но почему именно он, адмирал Брэйв, должен стать этим козлом отпущения! Господи, зачем только ему было соваться в эту историю. Предчувствия не обманывали его - ведь когда ему предложили возглавить операцию, какой-то внутренний голос настойчиво шептал: «Не соглашайся, не соглашайся…» Проклятое честолюбие!.. Всё казалось таким простым и ясным. Немного хлопот, эффектный фейерверк - и слава, ордена, деньги, положение… Ведь теперь его могут просто взять и выставить из штаба, выбросить, словно сломанную куклу… Но нет, это не так просто! Во-первых, он слишком много знает… Кроме того, в штабе у него есть доброжелатели: за него замолвят словечко. Самое плохое, что может случиться, - это увольнение на пенсию. Всё-таки у него есть заслуги, да и вообще… Нет, нельзя позволять себе так распускаться! Нервы, нервы… Проклятые японцы!..