Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Тогда к относительно общей с Горбачевым политике вашей я еще не был настроен критически. Хотя разочарование в чем-то уже закрадывалось в душу. Мне и в голову не могло, однако, прийти, что ты — после столь длительного тайного игнорирования меня — зовешь меня, естественно, вовсе не для того, чтобы наконец подумать вместе о наиболее адекватном применении моих возможностей: человека с редким тогда ореолом давнего противника командной системы, с авторитетом в прошлом борца как раз за альтернативу, которую и должна была утверждать горбачевская команда. Оказалось же, ты пригласил меня тогда (в начале марта 1988 года) для того лишь, чтобы поручить мне от имени Политбюро (ты тогда так и сказал: «Не я один тебя об этом прошу. Это задание Политбюро») изложить для самого верха мой взгляд на национальный вопрос...

И тут напомню, что в то время я к тебе относился все еще с доверием (и конечно, к Горбачеву), поэтому никаких побочных мыслей у меня пока не возникло, появилось тут же естественное стремление «послужить Отечеству». От него я вас обоих тогда еще не отделял.

К тому же как раз незадолго перед этим начался конфликт в Нагорном Карабахе и вокруг него. Но самое главное, что в этом моем согласии послужить сыграло решающую роль то, что я многие годы перед этим наряду с другими важнейшими стратегическими и тактическими проблемами политики КПСС подпольно, «в стол», разрабатывал и теорию национального вопроса. Как раз ко времени нашей этой встречи с тобой на Старой площади и завершил я (мимоходом пока об этом здесь поведаю) изложение истории и теории этого вопроса в другой рукописи — в рукописи книги, представляющей собой мое одно огромное письмо М.С. Горбачеву... То есть я уже и сам давно и тихо, у себя дома, служил Отечеству.

Да, есть такое письмо мое к нему — около 600 машинописных страниц. В нем, разделяя тогдашние наиболее принципиальные позиции Горбачева, я пытался по долгу сердца изложить результаты моих исследований судеб русской революции и на этой основе предостеречь Политбюро от наиболее печальных ошибок.

Письмо я это так, однако, и не отправил. Хотя это-то письмо готовил именно к отправке. Бескорыстный это и неустанный труд почти трех лет. Письмо это беспрецедентное, думаю, не только по объему...

А не отправил и не закончил его именно потому, что, получив срочное задание от тебя, я засел за более краткое изложение названной тобой национальной проблемы. Завершил я эту работу в апреле 1988 года и сразу же передал ее тебе.

Я долго-долго ждал ответа... Его все не было! Наконец я все-таки получил ответ, как оказалось, в свойственной для тебя форме. Оригинальная форма! Где-то уже летом 1988 года ты поехал в республики Прибалтики. Потом появились в их местной печати очень многозначные и многозначительные тексты твоих выступлений. Я обрел эти тексты. Увидел нечто потрясшее меня... Да, ты использовал и то, что я писал для Политбюро. Порой даже почти текстуально. Но... в твоих текстах, в сущности, полностью отсутствовала принципиально важнейшая линия — линия на сохранение СССР... В дальнейшем я еще вернусь и к национальной проблеме, чтобы лучше видно было, чем именно ты тогда пленил определенные слои населения Литвы и Латвии. Сейчас же хочу акцент поставить только на том, что ты, реальный участник исключения меня и представляемой мною тенденции из политического спектра того времени, не преминул (по существу, уже тогда поправ мои надежды на тебя как на влиятельного единомышленника) препарировать мои исследовательские материалы для использования их в чуждом для меня контексте. Это ныне отлично видно. Как и другие, ты шагал по личным судьбам других.

Мало того. Вскоре после этого, где-то летом 1988 года, ты позвонил мне из Кисловодска, где был в отпуске, и попросил написать еще один анализ (предполагать надо было — тоже для Политбюро?). На этот раз — об истинной подоплеке активизации неосталинизма в прессе. И уже только в этом разговоре ты сказал «спасибо» за предыдущую мою рукопись... Чисто плебейская черта всех выскочек. И дал понять: по приезде твоем в Москву (когда я принесу новый материал!) поговорим, мол, о моих делах.

Любопытная вещь. Ты же ведь в самом деле не собирался ничего менять в моем тогдашнем положении. Но — уже не мог не морочить мне голову. Создавал впечатление, будто что-то вот еще скоро изменится. Будто вот еще какая-то твоя одна победа за кулисами власти и... Ведь ты же уже и во время нашей встречи в начале марта 1988 года, хотя для тебя это было, конечно, в тягость, все-таки сказал мне, прощаясь: «Подожди еще, до конференции... Должно многое измениться...»