Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

То есть в моральном поступке важно прежде всего именно чувство морального долга, а не стремление к какой бы то ни было выгоде. «Например, один скажет: я не должен лгать, если я хочу сохранить честное имя; другой же думает: я не должен лгать, хотя бы ложь не повлекла за собой ни малейшего позора для меня. Таким образом, последний должен настолько отвлечься от всякого предмета, чтобы предмет не имел никакого влияния на волю, дабы практический разум (воля) не управлял только чужими интересами, а показывал лишь свое повелевающее значение как высшего законодательства» (там же).

Кант огромен в самой его мысли, но примеры особенно крупного бесчестия в провинциальном Кёнигсберге ему находить было, конечно, нелегко. Даже невозможно. На фоне нашей с тобой не благословенной эпохи, пожалуй, они выглядят и просто невинными! Кант ограничивается указанием лишь на индивидуальные проблемы и судьбы. В его время не уничтожались именно массы людей. Но ведь мотивы-то поступков, в самой их сути, неизменны. «Так я должен, например, стараться способствовать чужому счастью не потому, что наличие его было бы для меня чем-то важным (благодаря непосредственной ли склонности или какому-нибудь удовольствию, достижимому косвенно посредством разума), — пишет Кант, — а только потому, что максима, которая исключает чужое счастье, не может содержаться в одном и том же волении как всеобщем законе» (там же. с. 284–285).

Итак. Автономия доброй воли или гётерономия? Императивность ее, доброй воли, или зависимость ее рабская от внешних обстоятельств? Ведь такая стоит проблема! И является ли морально допустимым обманное действие в политике?

Вслед за Макиавелли и функционерами иезуитского ордена Игнатия Лойолы ты на словах (только на словах!) отрицаешь допустимость безнравственности в политической деятельности, а реальные твои действия, как уже и было показано мною ранее, не свободны даже и от личного твоего участия в применении именно массовых насилий — например, для избиения демонстрации в Тбилиси в 1989 году. О какой же «чистой» совести ты ныне говоришь, если ты (пусть лично ты, возможно, и не голосовал в Политбюро ЦК КПСС за применение силы против народа) — ведь ты же не вышел из состава этого вашего преступно лицемерного Политбюро? Ведь ты как ни в чем не бывало продолжал говорить о нравственности. Я уверен, что тебе даже и мысль о выходе из него не приходила. Ибо и ты, и люди, подобные тебе (по взглядам их на индивидуальную их ответственность), живете в отсчетах, так сказать, «дисциплинарной» «совести». А сие означает, что, будучи в составе той или иной властной структуры, все вы, даже и участвуя в принятии того или иного явно преступного решения, всю вину — если приходит хотя бы мнимый «момент истины» — возлагаете бодренько на безликий символ власти — на тот или иной верховный «коллектив». Хотя вы же, такие вот, как ты, его и возглавляете. Какая уж здесь мораль?

Какое, скажи мне, объективное различие между тобою, Александром Яковлевым, который возглавлял и направлял идеологическую свору Брежнева даже и в процессе позорнейшей оккупации Чехословакии в 1968 году и сам же лично участвовал в захвате в качестве идеологического именно инквизитора и именно от самого ЦК КПСС, — и тобою, Александром же Яковлевым, который был ближайшим соучастником Горбачева в проведении лукавой политики, приведшей к кровопролитиям и в Карабахе, и в Тбилиси, и в конце концов кроваво взорвавшейся пламенем межнациональных войн на значительной части территории бывшего СССР?

Да и развал-то СССР — разве это не есть еще более черное дело, в основном подготовленное тоже Горбачевым, тоже тобой и Шеварднадзе? Вы же, все трое, — лицедеи великого многонационального сериала, в котором как последовательно, так и одновременно разыгрываются и трагедия, и комедия и действует ирония нашей непредсказуемой отечественной истории.

Но уже со времен Аристотеля уяснено, что только трагические герои являются героями истинными! Только они. Ибо только они идут в преданности идее до конца и гибнут вместе с ее временным крахом. Временным! Кочуют же из одного акта трагикомической триады в другой фарсовые персонажи. Или предатели. Только они. Все вы трое и прошли в этом качестве через каждую из этих роковых (для народа) ступеней.

Письмо одиннадцатое

Повторяю: из людей, прошедших через ступень трагедии, потом разыгрывают фарс — и это неизбежно! — уже не герои (они погибли), а актеры исторической комедии. Именно комедии. Они изображают из самих себя реальных героев. В связи с этим Аристотель со всей гениальной простотой сформулировал: в трагедии действуют лучшие люди, а в комедии — худшие...