Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Клио в своих действиях редко предсказуема. А между тем ею все было предрешено. Кто и как конкретно себя поведет — это изначально заложено в наших характерах. Твои преимущества — очень мягко ступать — должны были сказаться в одну сторону, а моя «неуправляемость» — отрицание дипломатии во взаимоотношениях между честными людьми — совсем в другую.

Да, это так, для меня предпочтительнее оказался журавль в небе, для тебя — синица в руке. А журавля тебе все равно положили к ногам, хотя и много позже.

Фактически же все зависело от конкретного обстоятельства: к осени 1965 года, когда ты исполнял обязанности заведующего Агитпропом, а я — временно — обязанности заведующего отделом культуры ЦК, медлительное брежневское руководство, не знавшее (после мафиозного свержения Н.С. Хрущева), что же ему реально делать, наконец определилось: оно выбрало неосталинский курс. Как я ранее напомнил, ему противостояла непрофессионально конспирировавшаяся мафия во главе с Шелепиным, которая на тебя, а сначала даже и на меня, «положила глаз». Эта мафия в принципе отличалась от брежневской лишь тем, что, будучи еще более сталинской, она была за более сильную именно личную власть своего лидера. Как ей казалось, и за более сильную личность. Ее она видела, конечно, в Шелепине. Просталинской, несомненно, была и линия М.Суслова, своей умеренностью, в сущности, мало отличимая от брежневской.

Брежнев беззастенчиво занимался подбором кадров всецело по принципу личной преданности. Не в том смысле, конечно, что выдвигаемые им люди готовы были отдать свои жизни за него (в гробу они видали его, в белых тапочках), а в смысле чтобы ориентировались на конкретную личность: это много чаще приносит практическую выгоду. Клановая тактика: не того брать к себе, кто и в самом деле предан провозглашаемой идее, а того, кто при всех условиях будет служить ее провозгласителю. Потому-то сама идея в этих обстоятельствах может быть какой угодно.

Этот воровской принцип понимания коллективности и коллегиальности был намертво вбит в течение десятилетий в психологию большинства наших партийных и государственных аппаратчиков.

В начале ноября 1965 года умер заведующий отделом культуры ЦК, в то время противоречиво известный Д.А. Поликарпов, заместителем его я и был тогда. Собственно, он почти не бывал на работе: постоянно и сильно болел. Суровый, неуступчивый, он много раз — при Сталине и позже — взлетал и падал. Кажется, никто и не заметил, за что же все-таки Поликарпова уважали самые разные люди. У его гроба плакал А.Твардовский. Понимали: рано умер этот деятель из-за невозможности быть честным и оставаться благополучным в сталинско-брежневско-сусловско-шелепинских джунглях.

Я уверен, для тебя-то это не загадка, почему, умирая, Поликарпов успел сказать и отделу, и П.Демичеву, что он предлагает на пост заведующего отделом пишущего сейчас эти строки...

И вот тут произошло тогда одно из самых первых, пока «тихих», кадровых расхождений между цековскими мафиями. Хотя я и не был близок к Шелепину, а еще больше, конечно, потому, что шелепинская команда пока и не знала о моем по меньшей мере настороженном отношении к ней, второй человек в клане Шелепина — тогдашний секретарь по идеологии, кандидат в члены президиума ЦК КПСС П.Н. Демичев предложил на пост заведующего мою кандидатуру. Он пригласил меня и прямо сообщил об этом, дав понять, что среди других кандидатур я имею и свои преимущества: уже несколько месяцев исполняю обязанности заведующего, претензий ко мне со стороны руководства ЦК пока не высказывалось.

Сам же я считал, что не пройду через ловко инсценированный конкурс. Не вникая глубоко в технологию работы цековских мафий, я видел препятствие и в себе самом: слишком для такого поста молод, а главное — совсем не близок к Брежневу в личных отношениях. Он тогда только что взял на должность заведующего отделом науки, вузов и школ С.П. Трапезникова, фантастически необразованного и чудовищно злобного человека, но ведь своего многолетнего слугу, в сущности, идеологического денщика. В связи с этим мы с тобой оба тогда разводили руками. Но это был до смерти преданный барину холоп. Брежнев четко дал понять, кто ему нужен в близком окружении.

На отделе же культуры должен был оказаться слуга, как предполагалось, более утонченный. В смысле умения заметать следы от вульгарно грубых, фельдфебельских шагов послехрущевского руководства.

Даже в этой ситуации Брежнев, в присущей ему ласковой манере, не стал с порога отвергать кандидатуру «кота в мешке», каким я для него, конечно, и был. Он поставил только вопрос, ответ на который просто и ясно снимал мою кандидатуру с дальнейшего обсуждения: «А он (Куницын) работал ранее первым секретарем обкома?» Нет? Не работал? Это означало, что у кандидата, который генсеком уже одобрен (но пока держится в тайне) на отдел культуры, имеется высоко ценившееся Брежневым преимущество: его потаенный кандидат был на многих постах, в том числе и первым секретарем обкома КПСС. Значит, научен беспрекословному подчинению верху. Этим человеком оказался ранее упоминавшийся В.Ф. Шауро.