Плохо, что в простонародные больше двух копеек нельзя. Все равно и простонародные надо позанятнее сделать — если чисто и ладно, всяк придет, даже с Замоскворечья. Две копейки здесь, две копейки и там, а ноги свои, нанимать не надо. Придут непременно, особенно человек постарше — там в зимнее время лед между сторожкой и горячим котлом, поскользнуться можно. Чтобы не скользко было ходить голым людям босыми ногами, там золою лед посыпают, а у него, в Сандуновских (так и назовет их — Сандуновские бани) досками гладкими пол в теплой бане выстелет. И у него, в Сандуновских, парильщик будет и мыть и парить желающих: мочалом, соленым медом, тертою редькою, чистым дегтем — как и у других. Все что пожелают! И срезывать мозоли, править животы, спины — все здесь будут.
С мужиками надо сговориться, чтобы веники вовремя запасали. Только тогда, говорят, они лекарственные и пользительные бывают, если веник режут на меженях — около времени летнего поворота солнца, когда полевые деревенские работы либо на неделю, либо на две перемежаются. К тому времени, знатоки так говорят, молодой лист на березе достигает полной своей поры. Не всякая береза к этому делу пригодна — одна веселка, с ветками тонкими, длинными, гибкими, одетыми в густой лист и потому повислыми книзу. Лишь межевая веселка тонка и нежна, а держится на гибком стебле крепко. Из межевой веселки веник ловок и легок даже сухой и лежалый. Лист не роняет, когда им тряхнут посильнее, и распаривается в горячей воде скоро и мягко. Надо будет глядеть, чтобы не везли глушняк. Растет он близко, по засекам от старых корней, ветки такой березы грубы, бегут кверху, суковаты. И лист грубый, жилистый, на коротких да мелких стеблях. Лежалый такой веник и совсем не годится — тяжел, жесток, не мякнет долго. Да лист роняет легко, беспрестанно летит из веника, льнет к голому телу. А липовый, дубовый и кленовый веник — есть любители и на такое — брать только по лету, сухой и совсем не годится.
Сила Николаевич со всеми бывалыми людьми потолковал — и с Борисовым, что на кондициях тридцать гнезд в аренду взял, и с другими купцами. Те охотно с придворным актером говорили — знатный человек, на свадьбе у него сама царица была. И дивились, зачем это актеру все про бани интересно — и как устроены, и как мыться справно. Наказывали: прежде чем мыться, после, как воды в каменку накидаешь, уравнять пар надобно. Помахать веником, он еще и разогреет одинаково с верхним жарким воздухом. Потом тереть им проворно, припаривать — похлестывать разные места и держать так недолго. А уж потом и помахивать по воздуху, и потирать скоро, и прихлестывать — там и сям, пока зуд совсем перестанет везде и тело разгасится до того, что коснуться веником едва сносно.
Потом, как водится, окатиться всенепременно свежей водой, и только тогда почувствует человек самодовольствие и облегчение. Другие хлещутся веником, а нисколько не трутся им, кричат, просят пару, плохо выпариваются и баней остаются недовольны, и зуд остается. Как бы сильно человек ни стегался в банном пару — ни малейшей боли не будет, а если слышно, как сильно шлепает, так это от воздуха в самом венике — листья кудрявятся и хлопают друг об дружку. А тому, кто хорошо выпарился, безвредно бросаться в реку или снег, нагому отдыхать во дворе — никакой простуды не будет.
И еще важно, собравшись в баню, прежде поесть чего-нибудь, хоть немножко. Да не мочить головы, не обливаться водой — париться надо посуху, потеть же на приступке. А как окачиваться начнет человек после парки, пусть руку прислонит к груди, против сердца — то все и сойдет легко, оно и приятно, и безопасно от простуды, голова не тяжелеет, силы не слабнут и вполне достигается желанная польза и приятное удовольствие от бани. Так искони поступали предки и ныне поступают русские люди.
Не сразу купцы разведали, зачем все это знать надобно придворному актеру. Только когда пруды возле Неглинной стали рыть и каменный, согнутый надвое двухэтажный дом ставить стали, по Москве слух прошел, что Сандунов бани задумал. Успел построить как раз до войны. И хотя Москва пожаром разорена была, баням повезло — уцелели. Вернувшись после изгнания французов домой, Сандунов горевал, видя пожарища, но и радовался: теперь его бани еще прибыльнее станут — в городе все деревянные в огне сгорели.
Все, как задумал Сандунов, так и сделал. Не баня — дворец. Такой и в Петербурге не было. Все по старым правилам и все лучше. Ко всему прочему семейное отделение завел — дорого, нарядно обставленное. Для самых знатных людей. Там серебряные шайки для мытья были припасены — невестам из хороших домов. А первым из серебряной шайки сам князь Юрий Владимирович Долгоруков помылся, главнокомандующий. Очень хвалил! Потом вся богатая Москва пошла в Сандуновские бани, о ней только и разговору было. Хвалили Силу Николаевича, а еще больше Елизавету Семеновну.
Читать дальше