Ничего предосудительного в связи советского офицера с местной жительницей не усматривается. Армия — не монастырь, офицер — не мерин, армейский устав — не монастырский, рассуждал стихотворец из контрразведки. Только не надо крайностей.
Какие, спрашивается, тут возможны крайности? Две. Подобные двум уклонам. С одной стороны — насилие, с другой — чрезмерная близость, когда чуть ли не доходит до женитьбы. Один офицер-артиллерист подал в штаб рапорт — просил приказом оформить его брак с молоденькой западной украинкой. Что здесь предосудительного? Политически опрометчивый шаг. Такой брак означает связь с заграницей. Для советского офицера подобная связь исключается.
- Но Западная Украина еще в 1939 году вошла в состав Советского Союза. Какая же заграница?
- Это — формальный подход. Здешнее население еще не прошло школу перевоспитания и закалки, всерьез не проверено. Заражено враждебными настроениями. В сорок первом году стреляли нам в спину. Сейчас поддерживают бандеровцев. Капитан Сидоренко — боевой командир, идейный товарищ и пускай не портит себе послужной список.
Тому молодому офицеру-артиллеристу вынесли в приказе неполное служебное соответствие. Так-то. Вопросы есть?
- Как насчет другой крайности?
Майор медлил, гладил лысину. Но все же отважился.
Произошел некрасивый эпизод, недостойный. Ему, выполняя задание командования, пришлось улаживать конфликт.
Недавно в одном городке украинцы натравили наших разведчиков на польку. Сказали: жена немецкого офицера. Наши ребята нагрянули, отомстили. Групповое изнасилование.
Позорный, политически нежелательный факт. Польское правительство в Лондоне коллекционирует такие факты для своей клеветнической деятельности, возбуждает неприязнь к Советскому Союзу, его армии.
Майору Спицыну Филиппу Тимофеевичу, как владеющему польским языком, поручили побеседовать с женщиной.
Для меня сюрприз — майор владеет польским!
Спицыну было лестно мое удивление, и он, все больше распаляясь, посвятил меня в подробности своей дипломатической миссии. (Если это относится к дипломатии.)
Полька содержала парфюмерный магазинчик. Позади магазинчика — квартира. Второй вход в нее со двора.
Майор, не желая пугать и без того уже травмированную женщину, направился через парадную дверь. Навстречу вышла молодая, приветливо улыбающаяся дама. Еще больше обрадовалась, когда русский офицер обратился к ней по-польски, решив, что он у нее остановится. При пане офицере, подумала она, непрошеные визитеры не нагрянут.
Но пан офицер начал сомневаться: туда ли он явился, имело ли место вышеупомянутое событие?
Они пили хербату с тястками, то есть чай с пирожными. Майор, если начистоту, не очень был силен в польском. Ему стоило немалых усилий выяснить, что разведчики действительно на рассвете ввалились в квартиру за магазинчиком. Вследствие чего и произошел политически нежелательный факт.
На доступном ему польском он принялся объяснять, что в Советской Армии строгая дисциплина и всякое нарушение порядка сурово наказывается.
Женщина подливала гостю чай, как подобает польке, вся внимание, кивает головой: так, так. Но когда сообразила, что ее незваным утренним гостям грозит кара, заволновалась. Не надо, никого не надо наказывать. Молодые хлопцы, можно понять. Вдруг закручинилась и произнесла фразу, поставившую майора, выполняющего дипломатическое поручение, в тупик:
- Но един... два, але дванаще... То, проше пана, за дужо...
Когда майор после такого заявления пришел в себя, когда понял, что дипломатические осложнения маловероятны, к нему вернулось чувство юмора, и теперь он мне объяснял, что пострадавшая вела себя разумно: ничего не можешь поделать, расслабляйся и получай удовольствие.
- Между прочим,— задумчиво добавил майор Спицын, пересказывая мне эту историю, — здесь больше мудрости, чем видится. Ладно, не о том речь. Полька не держит обиду на советскую власть, а это — главное. Звон поднимать не будет. Никакая она, кстати, не жена немецкого офицера. Жил у нее какой-то лейтенант. А было что между ними или не было — не наша забота... Командиру взвода пешей разведки объявили о неполном служебном соответствии...
Майор Спицын Филипп Тимофеевич сидел, откинувшись на спинку скамейки, сняв пилотку. На лысине блестели капельки пота, пот стекал по вискам, он расстегнул ворот гимнастерки. Я дымил трубкой. Трогательная пара.
Бандеровцев майор Спицын определил коротко — фашисты. И методы у них фашистские: польским младенцам разбивают головы о косяк двери.
Читать дальше