Кардин Клоуз - Принцип Пандоры

Кто-то кричал.

Она ненавидела этот звук, ненавидела эту ловушку странных мерцающих огней, это место, где невозможно было спрятаться. За огнями – темнота. Нет! Она не могла в ней укрыться. Именно там ждало это, искало ее и выло по ней. Из-за нее. Из-за того, что она сделала…

Если бы только она могла вспомнить, как это было…

Но вой был настолько пронзительным, что она не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Мозг занемел от страха. И новая боль – разрывающая, ломающая – боль, причин которой она не понимала. Она сжалась, съежилась, судорожно поджала колени к животу и затаила дыхание, надеясь, что боль отступит. Но это не помогало, и она почувствовала вкус крови. Своей собственной.

Если бы только прекратился этот крик…

Не двигайся. Не сейчас. Нельзя издать ни звука. Пусть оно не увидит меня, пусть оно не услышит меня, пусть уйдет…

Но это было здесь, ждало ее в темноте, острое, смертельное, как лезвие бритвы.

Вдруг оно перестало ждать.

Беги, беги, беги, беги…

Боль. Рвущая, режущая, острая, острее, чем камни, царапающие ноги. По ее лицу струился ледяной пот, заливая, выжигая глаза. Холодно, так безнадежно холодно.

Пусть оно не причинит мне боли! Пусть оно никогда не догонит меня!

Она бежала по страшным огненным коридорам, мимо немыслимо изогнутых скалистых стен, вдоль узких кривых тоннелей, пока внезапно наступившая темнота не поглотила все вокруг. Ничего не осталось, кроме ужаса, который гнал в неизвестность, толкая в пасть воющей тьмы, заставлял бежать, невзирая на боль, спасая свою жизнь. Бежать дальше и дальше. Изо всех сил… И все-таки слишком медленно. Крики, шаги за спиной все громче, отчетливей. Она знала: то, что подчинило ее волю, сохранив лишь один инстинкт – выжить – оно рано или поздно все равно настигнет ее, потому что она не может бежать вечно, потому что это место – ловушка. Лабиринт, в котором нет выхода. Она умрет.

На планете Тиурруль ночи были холодными. Днем два солнца-близнеца иссушали ее поверхность, выжигая и уничтожая все живое, не находившее укрытия от смертоносных лучей. Беспощадная, изнуряющая жара окрашивала в белый цвет горный хребет, протянувшийся на фоне оранжевого неба, и купала голые безжизненные равнины в мерцающих лучах. Меж горами и пустыней лежало то, что можно было назвать остатками бывшей колонии. В пустых дверных проемах разрушенных зданий вихрем кружилась пыль. Кучи мусора почернели от солнца, а у краев глубоких, давно вырытых шахт стояли заброшенные серво-машины. Тяжелые ботинки больше не оставляли следов на раскаленных подножках. Пыльную тишину больше не нарушали звуки грубых, сердитых голосов. Ветер не повторял больше эхом жесткий смех, проклятья и пьяную брань. Солдаты ушли. Рабочие, женщины, корабли – все исчезли, не оставив даже крошек пищи на этой испепеленной солнцами планете.

Колония с несколькими оставшимися в живых душами была обречена на смерть. Когда на покинутые шахты и потрескавшуюся почву опускалась темнота, на поверхность выбирались живые существа, оставив дневные убежища ради ночной охоты. Охотились за теми, для кого этот палящий день стал последним. Если у одного разлагающегося трупа собиралось больше двух человек, начиналась борьба не на жизнь, а на смерть. Выиграв битву и удовлетворив голод, они снова искали укрытия от жестокого рассвета этой планеты. Хэллгард болезненно цеплялся за жизнь.

Лун у планеты не существовало. Ночами, в унылом свете звезд, едва проникавшем сквозь плотный слой атмосферы, цвета ржавчины и глины тускнели до безжизненно-серых и черных. Отдаленные солнца глубоких небес Хэллгарда были суровыми и холодными, распространяя свою пугающую неестественную красоту на бесконечные космические просторы.

Вдали от колонии, на открытой равнине, под осеянным звездами небом, раскинулся небольшой лагерь, состоящий из нескольких палаток. Вокруг них, завывая, кружил ветер, столбами поднимая песок и образуя висящие в темноте пыльные кольца. От палаток исходили яркие лучи непонятного света. А в тени колонии, невидимые теми, кто принес сюда странный новый свет, наблюдали за ночью жадные голодные глаза, в которых отражались крошечныe отблески причудливого свечения.