Евгений Зубарев - Наш человек в Киеве

— Героям слава!

Я осторожно отошел в сторонку, к стене массивного сталинского здания. На табличке в свете разноцветных фонарей от сцены читалась надпись: «Київська міська державна адміністрація». Красный — синий — зеленый, красный — синий — зеленый. Не так я представлял себе дрожку, когда читал про все это лет двадцать назад.

Рядом со мной чиркнули спичкой, пахнуло табаком, потом вдруг стихла музыка, и я услышал ироничный вопрос:

— Чому не танцуем?

Спрашивал рослый мужик в камуфляже, и я решил, что он тоже из организаторов, но тот быстро объяснился слегка заплетающимся языком:.

— Скажи, дебилы?

Я на всякий случай промолчал, но он продолжил, упрямо мотая головой, как будто я с ним спорил.

— Да дебилы же!

— Ну, есть немного, — осторожно согласился я.

— Вот, а я о чем говорю! — обрадовался он. — Я в Польше четыре года как живу, нормально там всё у меня, квартира, машина, работа. Уехал отсюда, понимаешь. В Киев приезжаю, могилки там проведать родительские, друзья еще остались кое-какие. Но вот уже не хочется приезжать, понимаешь? — начал всерьез объяснять мне он свои резоны, но тут снова грянула музыка.

Он махнул рукой, с нехорошим прищуром вглядываясь в танцующих перед собой подростков. Когда снова случился перерыв, он быстро повернулся ко мне, будто проверяя, не убежал ли я:

— Пошли, брат, выпьем. Я — Иван, столяр, — протянул он мне широкую ладонь.

Я немного поразмыслил и согласился.

— Пошли, пошли, брат, — обрадовался он. — Ты же русский человек! А какой русский человек после такого безобразия не должен выпить?! Не должен — обязан!

Явившись поздним вечером в хостел после съемок странного действа на Крещатике и пары-тройки дринков с Иваном, я решил все ж таки поругаться с местной администрацией: — ну ведь это же очевидный обман — предлагать жалкий хостел под видом приличного отеля.

Но потом размяк, сидя на кровати, и слегка подуспокоился.

В конце концов, комната была у меня отдельной, в ней имелся душ и туалет, а то, что в коридоре отсвечивало еще примерно десять таких комнат, меня никак не задевало — они все оказались пустыми, двери в них были приоткрыты, и в темноте виднелись лишь аккуратно заправленные кровати. Я был единственным обитателем этого заведения.

Да, еще в моей комнате имелся телевизор. Он был старым, квадратным, большим, но, судя по горящим диодам под надписью «сеть», работал.

Я встал с кровати, нашел на подоконнике пульт и нажал на кнопку «вкл».

— … геть всех москалей! Никакой пощады врагам украинского народа!..

На экране бесновался местный фюрер — худощавый брюнет в вышиванке ругался и плевался в меня с экрана почему-то на фоне географической карты с данными температуры и белесыми циклонами.

Я послушал его с минуту и осознал, что это действительно прогноз погоды, просто каждые два-три сообщения о погоде в конкретных областях Украины ведущий перемежает парой предложений о необходимости борьбы с сепаратизмом и москалями.

— На окупованих територіях немає снігу. Ще там немає води, немає продовольства. Діти сепаратистів сидять голодні в підвалах, їх школи зруйновані. Там немає порядку і цивілізації, там панує русскій мір, що рушит все живе…

Говорил этот синоптический фюрер как бы на украинском, но по построению фраз и подбору слов было ясно, что речь идет об исковерканном русском языке — мне все слова в его злорадной речи были понятны без перевода. Он откровенно радовался тому обстоятельству, что после очередных артиллерийских обстрелов со стороны украинской армии мирные жители русскоязычных регионов Украины прячутся в подвалах вместе с детьми.

Стало грустно — почти так же, как в самолете полдня назад, или как час назад на Крещатике, или полчаса назад в кафе с Иваном.

С точки зрения аборигенов я был типичный москаль — говорю по-русски, бандеровцев и прочих нацистов на дух не переношу, да и в принципе от национальной политики меня подташнивает. А местная публика, как я уже успел заметить, напротив, обожает поговорить на эти темы и использует любой повод.

Возвращаясь с Крещатика, я зашел в ночной магазин купить плюшек да чая. Продавщица рассмотрела мою банковскую карту — она была, разумеется, оформлена на русском языке, там имелись слова «Санкт-Петербург» и прочие улики.

— Та вы шо, с России к нам приехали? — всплеснула она толстыми ручками.