Марина Коренева - Переписка Стефана Цвейга с издательством «Время» 1925-1934

Момент оказался удачным: первый русский тираж уже почти забытого в Германии раннего сборника Цвейга, название которого издатели умело оживили, вынеся вперед заголовок одной из новелл («Жгучая тайна»), разошелся и на 1926 г. был запланирован выпуск второго тиража. Читатель требовал любовной интриги [12] Отсутствие любовной интриги послужило, например, одним из аргументов для отклонения пьесы Цвейга «Иеремия»: «В пьесе нет никакой любовной интриги, столь необходимой для современного читателя», — писал Н.Н. Шульговской в рецензии от 18.03.1926 (См. Приложение № 2). и новеллы Цвейга этому запросу вполне отвечали. Заключение прямого договора с автором давало преимущество, поскольку в этом случае можно было получать тексты до их публикации в Германии и тем самым хоть как-то защитить себя от конкурентов, которых у издательства «Время» было немало — главные из них «Мысль», «Прибой» и Государственное издательство, не говоря уже о прибалтийских и немецких издательствах, печатавших переводную литературу на русском языке. Ситуация, когда одновременно в трех издательствах выходил один и тот же перевод, была рядовой [13] Примером может служить история переводов романа Бернгарда Келлермана (1879-1951) «Туннель», появившегося впервые на русском языке в 1913 г. и переиздававшегося в 1920-1930-е гг. в разных переводах несколько десятков раз. Только в 1926 г. перевод Э.К. Пименовой (1855-1935), выполненный ею с английского языка в 1915 г. и многократно воспроизводившийся с тех пор, был выпущен одновременно издательствами «Мысль», «Прибой» и Госиздатом. , и рассчитывать на уступчивость конкурентов или «верность» переводчиков, которые кочевали из издательства в издательство, не приходилось. Существовала и опасность того, что кто-то из конкурентов сам, напрямую свяжется с автором, и получит авторизацию — выпуск авторизованных изданий, практиковавшийся в дореволюционной России, продолжался в небольшом объеме и после революции до самого конца 1930-х гг., причем речь шла отнюдь не только о «своих», карманных писателях, выступавших в роли идеологических союзников, и авторизацию получали не только частные издательства, но и государственные. Кроме того, именно в 1925-1926 гг. было предпринято несколько попыток со стороны европейских государств побудить советское правительство присоединиться к Бернской конвенции, и в Москве, принципиально отвергнувшей эти предложения, обсуждались возможности заключения сепаратных литературных конвенций с отдельными странами, в частности с Италией и Германией [14] Жирнов Е. «Наше законодательство отказалось от защиты притязаний автора» // Коммерсантъ Власть. № 43 (546), 03.11.2003. . Слухи об этом курсировали в издательской среде и получение авторизации в этом контексте могло быть очень своевременным, хотя она и не спасала от главной опасности — от возможной монополизации как права на перевод, так и самого перевода со стороны государства, поскольку это право было закреплено в советском законе об авторском праве во всех редакциях 1920-х гг. (1925, 1926, 1928) — поучительный пример с национализацией всех переводов на русский язык произведений Эптона Синклера (1878-1968) был всем хорошо известен [15] Народный комиссариат просвещения, основываясь на декрете от 26 ноября 1918 г., опубликовал 14 мая 1925 г. постановление «О признании достоянием РСФСР всех переводов на русский язык произведений Эптона Синклера». См.: Собрание узаконений РСФСР 1925 г., № 45. С. 336. . С учетом этого сосредотачиваться на каком-либо одном авторе, излишне привлекая к нему внимание, для всякого коммерческого издательства, несмотря на возможную финансовую выгоду, было рискованно.

Заключая договор с Цвейгом, издательство отдавало себе отчет в некоторой эфемерности этого средства защиты от конкурентов, тем более, что Цвейг, пообещав предоставлять новые тексты в рукописи или в корректуре, не переставал публиковать свои тексты в газетах и журналах, не считая их, вероятно, полноценной публикацией, и тем самым открывал путь сторонним переводчикам, которые этим пользовались, как это обнаружилось уже на самой ранней стадии взаимодействия Цвейга с издательством «Время» [16] См. письмо № 6 от 04.05.1926. . Учитывая невозможность целиком и полностью обезопасить себя от притязаний других переводчиков и издательств, «Время» назначило Цвейгу весьма скромный гонорар в 30 рублей за авторский лист [17] Для сравнения: в 1926 г. ГИЗ предложил М. Пришвину за роман «Кащеева цепь» по 60 рублей за авторский лист, за очерки и рассказы в газетах и журналах объемом от одного до полутора авторских листов М. Пришвин получал в эти годы 80 — 100 рублей (См.: Пришвин М. Дневники 1926-1927 гг. М.: Русская книга, 2003). , который в конце 1928 - начале 1929 г. был повышен до 50 руб. [18] Для сравнения: в 1929 г. В. Маяковский запрашивал гонорар в 200 р. за авторский лист. (См. заявление, составленное В. Маяковским и О. Бриком от имени группы РЕФ и направленное ими заведующему Госиздатом А. Б. Халатову 14 мая 1929 г.: Маяковский В. Собрание сочинений в 13 тт. М.: ГИХЛ. 1961. Т. 13. Письма и другие материалы). Издательство брало на себя обязательства выплачивать установленный гонорар в два приема по выходе книги, участие в прибылях от продажи тиража, принятое в Германии, не предполагалось, при переиздании автор получал 50% от исходной ставки. Оплата производилась в долларах, средний курс которого в РСФСР с 1925 по 1934 г. составлял 1,94 рубл. за 1 доллар. Если бы Цвейг получал гонорар в рублях, то сумма его гонорара уменьшилась бы еще в несколько раз, поскольку за пределами РСФСР курс рубля был другой и в 1928 г., например, доходил до 5-8 рублей за доллар. В Германии средний авторский гонорар за авторский лист в 1926 г. составлял 80-120 рейхсмарок при тираже 1000 экземпляров, помимо этой минимальной гарантийной суммы автору причиталось 8 - 10 % от покупной цены с продажи каждого экземпляра [19] Geschichte des deutschen Buchhandels im 19. und 20. Jahrhundert Hg.: Historische Kommission d. Вörsenvereins von Georg Jäger (u.a.). Bd 2: Weimarer Republik 1918 - 1933. Teil 1. Hg.: Ernst Fischer / Stephan Füsel. München: Saur Verlag, 2007. S. 110. . Средний курс доллара по отношению к рейхсмарке в 1924 - 1933 гг. составлял 1:4.2 [20] Bidwell R. L. Currency Conversion Tables: A Hundred Years of Change. London: Rex Collings, 1970. P. 22 - 24. , т.е. гонорар Цвейга, определенный ему советским издательством, составлял в 15,46 долларов или 64,9 рейхсмарки за лист. До 1929 г. издательство по специальному разрешению валютной комиссии исправно переводило гонорар в Германию через ленинградский филиал немецкого государственного банка сначала на счет в том же банке в самой Германии, а во второй половине 1929 г. — на счет в венском отделении «Райфайзенбанка». После 1929 г. выплаты в долларах и переводы прекратились, гонорары Цвейга в рублях оставались в России в ожидании появления доверенных лиц, уполномоченных Цвейгом получить за него причитающиеся деньги или воспользоваться ими с его согласия. Последним, кто воспользовался этой бескорыстной поддержкой, стал Г.П. Смолка (Hans Peter Smolka, 1912-1980) [21] См. письмо № 108 от 26. 07. 1934, прим. 2. , писатель и журналист, давний знакомый Цвейга, (как выяснилось в последствии — агент НКВД), посетивший СССР в 1934 г.