Григорий Бакланов - На черном фронтовом снегу

Позавчера в Москве было пятнадцать градусов тепла, слепило солнце, снег сползал с крыш. А когда улетали из Шереметьева на следующее утро, мороз опять сковал землю. Прилетели в весну. Солнце, холодный ветер с Дуная. В атмосфере – война: циклоны, антициклоны… Я тоже был частью циклона более полувека назад. Вслед за отступавшей немецкой армией мы вошли в Венгрию, мы были неразрывны: те, кто отступал, и те, кто наступал. Потом опять они теснили нас к Дунаю. Примерно в то самое время высоко-высоко над нами, в ходе встречи в Кремле, Черчилль и Сталин делили на клочке бумажки, кому что достанется: Болгария, Греция, Югославия, Чехословакия, Венгрия… Столько-то процентов наши, столько-то процентов – вам. Черчилль спросил: порвать бумажку? Сталин расписался на ней: зачем? А мы в очередной раз брали венгерский город Секешфехервар, и мертвые еще с прошлой атаки лежали в кукурузе, их заметало снежком. И впервые я позавидовал мертвым: им спокойно. Мог ли я думать в то время, в тех боях, что будет впереди еще век XXI, третье тысячелетие, и я, возможно, увижу его, переступлю ненадолго за ту грань? Есть магия чисел, некая незримая черта: вот начнется новый век… А он уже начался. По парку, ярко и разноцветно одетые, с яркими ранцами за спиной, во главе с учителем и охраняемые эскортом бабушек и матерей, идут школьники младших классов, и парк звенит их голосами и посвистом птиц. Вот он, век грядущий, вот оно, новое тысячелетие. Жаль, что я не понимаю их языка, только несколько слов сохранилось со времен войны. Что они говорят, указывая на белок на ветвях? То же, наверно, что и моя младшая внучка Маргарита, их ровесница, она любит кормить белок. То же, что и мы говорили когда-то в их возрасте. Для моих глаз нет зрелища прекраснее детей. Невозможно поверить, что из детей вырастают и гитлеры, и сталины.

Наш XX век, кровавый век, вставал из окопов Первой мировой войны (а до нее были еще войны), потом – Вторая мировая война и наша Отечественная, а между ними и после них – все войны, войны, так называемые малые войны, которые унесли не меньше жизней. Неужели только войнами и будет памятен наш век? Век великих научных открытий. И великого одичания.

Кто не задавал себе этого вопроса: хотел бы ты жить в другое время? Я бы не хотел. Это мой век. Мне хочется верить, что от многих ослеплений мы все же избавили человечество, заслонив его собой, и оно не повторит безумств нашего времени. Мне хочется верить, что мужество и человечность пребудут с ними, как не покидали они нас в самые тяжкие часы испытаний. Мне хочется верить, что в будущем веке не будет ни победителей, ни побежденных. И, глядя на детей, я мысленно говорю всякий раз: мир входящему.

(Из интервью для «Русского журнала». Беседовал Александр Люсый 2008 г.)

РЖ: Григорий Яковлевич, некогда в литературной критике бытовало мнение, что роль писателей вашего поколения, очевидцев и участников войны – в том, чтобы подготовить почву для прихода нового Льва Толстого, который по прошествии десятилетий напишет новую, обобщающую «Войну и мир» о Великой Отечественной войне и советском обществе ее пережившем. Как вы считаете, такой Толстой еще придет?

Григорий Бакланов: Нет, никакого нового Толстого больше не будет. Потому что вся художественная правда о Великой Отечественной войне уже написана. Написана, прежде всего, ее очевидцами. Я знаю только одного писателя, который сам не воевал, но написал настоящую книгу об этой войне – Георгия Владимова, автора романа «Генерал и его армия». В дальнейшем будут лишь прояснения, уточнения отдельных фактов в документальной, мемуарной литературе. Сейчас этим успешно занимается комиссия Александра Николаевича Яковлева, публикующая документы 1941 года.

РЖ: В последнее время весьма популярны книги Виктора Суворова, такие, как «Ледокол» и «Аквариум», написанные с использованием неизвестных фактов, на которых основаны сенсационные выводы.

Г.Б.: Суворов врет, используемые им факты недостоверны.

РЖ: То есть Сталин не собирался напасть на Гитлера раньше, чем тот на него?

Г.Б.: Идея мировой революции, конечно, не оставляла умы советских вождей. Но я говорю о фактах.

РЖ: Ваш 75-летний юбилей почти совпал с 25-летним юбилеем весьма популярного фильма «Семнадцать мгновений весны». Вы в своих мемуарах «Подводя итоги», недавно частично опубликованных в «Знамени», даете весьма нелицеприятную характеристику этому фильму за то, что в нем показана романтика фашизма. Между тем многие представители интеллигенции усматривают в «Семнадцати мгновениях» скрытые аллюзии, о чем, в частности, шла речь и в юбилейных телепередачах. Мол, под гестапо надо подразумевать КГБ и так далее.