Владимир Пятницкий - «Лев Толстой очень любил детей...»

Особенность «Веселых ребят» в том, что единого источника распространения не существовало, и поэтому каждый, знакомый с этими анекдотами (как вы увидите, слово «читатель» здесь использовать некорректно), имеет свою собственную историю знакомства с текстом. Мы решили записать небольшие интервью людей разных поколений на эту тему. И когда эти мемуары оказались собранными вместе, они внезапно развернулись в широкую панораму. История бытования «Веселых ребят» (вернее, уже «псевдо-Хармса») превратилась в летопись советского и российского самиздата, устного фольклора и безымянных публикаций в интернете.

Для статистики уточним: всего при написании этой главы было опрошено около 100 человек примерно одного социального слоя и схожего уровня образования, но разных поколений. Показательно, что около 65% из них либо никогда не слышали об этих анекдотах, либо имеют о них очень смутное представление. Прочие же, наоборот, в большинстве случаев оказались страстными фанатами этих анекдотов.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Евгений Штейнер,

искусствовед, автор книги «Что такое хорошо: идеология и искусство в раннесоветской детской книге» и других

/выпуск истфака МГУ–1981/

Эти анекдоты, широко гулявшие в узких кругах в качестве «историй Хармса», я увидел впервые в виде тетрадки с машинописным текстом в конце 1980 или 1981 года. Я заканчивал университет и обретался с подругой Поликсеной в веселой коммуне в Мечниковом переулке, окнами в садик ВАКа. Тетрадку откуда-то притащила резвушка Поликсена, которая была девушка, обладавшая обширными связями и начитанная во всяком сам- и срамиздате. Она-то и обратила внимание на то, что я никак знаково не реагировал на ее присказки типа «и в глаза поглядел со значением», и тут же раздобыла эту тетрадку.

Я раскрыл ее и пропал. Словарь мой на какое-то время превратился в вариант вокабуляра Эллочки-людоедки. В этих историях были формулы на все случаи жизни. «А сам за спиной костыль держит» я, ласково улыбаясь, приговаривал, отвечая, например, на предложение пойти куда-то, куда я не хотел, но говоря «конечно, душенька, но можно и вот туда». В некоторых ситуациях весьма уместным оказывалось выражение «Все вертится, спать не дает». И многие другие.

Однажды мы ночь напролет играли в рулетку — самую настоящую, деревянную, привезенную чьим-то номенклатурным папой. И вдруг под утро к весело-тревожному постукиванию шарика прибавился незаметно какой-то иной звук. Он шел снаружи, из-за плотных штор, и был похож на тяжелый рокот и глухой гул. Все замерли и в глаза посмотрели друг другу со значением. Кто-то сказал: «Они приехали за нами». Беззаботная Поликсена саркастически возразила: «Ага, на танках!». Я подошел к окну и осторожно отвел штору. Сбоку шли танки. Тут же, почти не одеваясь, захотелось уехать в Баден-Баден. Но танки шли мимо и не сворачивали в наш переулок. Оказалось, что наступило утро 7 ноября, и танки шли на парад.

А в том, что это Хармс, я усомнился с самого начала. Веселый хулиганский юмор этих анекдотов был совсем чужд тяжелому хармсовскому макабру. Но кто был истинным автором, мне довелось узнать лишь много позже.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Виктор Кротов,

автор сказочной повести «Волшебный возок» и 130 других книг

/выпуск мехмата МГУ–1969/

Не помню, чтобы читал достаточно полный комплект этих произведений. Отдельные анекдоты встречались: булькали в котле юношеского полудиссидентского общения. Было это в первой половине 1970-х, мне было 25–27 лет. Встречал эти текстики в разных машинописных перепечатках. Сама стилистическая идея мне очень понравилась, но я долго не мог уверенно отличить, что здесь хармсовское (он тоже кочевал в перепечатках), а что стилистическое подражание. Часто это бывало перемешано. Я и сам сочинил 2–3 таких анекдота, но в самиздат их не пустил, а позже, видимо, утратил.

Что это не Хармс, я знал уже тогда, в 1970-е, но кто именно автор, мне было неизвестно. Отголоски этих анекдотов попадались в самиздате, а позже и в периодике, но изданными я их не встречал. Сам люблю притчи и жанр сказок-крошек (не больше ста слов), так что такая стилистика мне нравится, как и сам жанр анекдота. Мне кажется, подход замечательный и сыграл оздоровляющую роль во времена чрезмерной советской канонизации классиков.