Владимир Пятницкий - «Лев Толстой очень любил детей...»

Денис Корсаков,

спецкор «Комсомольской правды»

/выпуск МГУ–2000/

Фразу «Лев Толстой очень любил детей» я часто встречал то в статьях, то в разговорах — и не очень понимал, откуда она взялась. Так бывает, когда слышишь фразу из анекдота, который в компании знают все, кроме тебя. Я прекрасно знал и любил хармсовские «Анегдоты из жизни Пушкина» — но у него было «Пушкин любил кидаться камнями», а Льва Толстого не было и в помине. Все-таки я понимал, что Толстой откуда-то из этой же оперы (может, Хармс написал еще какие-то анекдоты, которые мне на глаза не попадались?). Еще вспоминался Андрей Кнышев с его анекдотами про Чехова и чайку.

Если честно, о происхождении фразы я узнал, только когда кто-то в 2018 или 2019 году написал о ней в фейсбуке, дав ссылку на статью «Анекдоты, приписываемые Хармсу» в Википедии. Я потом отдельно нашел текст анекдотов — причем, по иронии судьбы, на сайте, посвященном Хармсу, где они на голубом глазу выдаются за его произведения. Но называются «Веселые ребята» (только тут я сообразил, что именно оттуда, а вовсе не напрямую из фильма Григория Александрова, Кнышев позаимствовал название своей передачи).

Ура-ура, код разгадан. Среди этих анекдотов много симпатичных, хотя есть и несколько неуклюжие; авторы ловят хармсовскую божественную абсурдистскую интонацию, только не всегда могут ее удержать. А с другой стороны — кто бы смог?

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Константин Атисков,

специалист в области IT

/Березники, Пермский край, 37 лет/

Эти анекдоты приписывали Хармсу? Не знал. Ну, я их слышал, они в 1990-е ходили, а про Хармса услышал от тебя. Но! В наших дворах некоторые из них рассказывали не про писателей.

Например, «тут-то все и кончилось» мне кто-то тогда рассказывал про построение коммунизма: мол, Ленин говорил, что через 20 лет будем жить при коммунизме, Сталин говорил, что через 20 лет будем жить при коммунизме, Хрущев говорил, Брежнев говорил… Когда, товарищи, все это кончится?! Тут-то все и кончилось.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Антон Долин,

журналист, кинокритик

/выпуск филфака МГУ–1997/

Я таскал самиздат «Веселые ребята» в школу, угорали вместе с одноклассниками. Это была стопка карточек с картинками, абсурдистские анекдоты из воображаемой жизни классиков русской литературы. Некоторые формулы стали мемами задолго до изобретения слова «мем».

Кстати, я уже потом узнал, что народная молва приписывала авторство Хармсу: уже в первых легальных перестроечных сборниках Хармса были напечатаны анекдоты о Пушкине, и, при всем сходстве, различия были очевидны. Ну и что — Хармс, не Хармс… Главное, тексты были блистательными и складывались в постмодернистский метатекст (опять же, задолго до того, как слово «постмодернизм» вошло в широкий оборот). Никогда в этом не виделось какого-то неуважения к классикам, еретического осквернения их памяти. Ясно же было, что герои апокрифических новелл — не реальные авторы «Героя нашего времени», «Отцов и детей» или «Братьев Карамазовых», а дурацкие, смешные (по преимуществу, бородатые) портреты со стен обшарпанного школьного кабинета литературы, будто бы ожившие, обретшие собственные судьбы и голоса после того, как уроки закончились и класс опустел. Думаю, если кондовые школьные уроки и могли заставить нормального подростка возненавидеть хрестоматийные книги из программы, то «Веселые ребята» могли вернуть к ним любовь — по меньшей мере, любовь к их, в немалой степени воображаемым, авторам.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Вадим Антонюк,

журналист

/выпуск Горловского Государственного педагогического института иностранных языков им. Н. К. Крупской–2003/

Впервые столкнуться с псевдохармсовскими анекдотами (тогда я еще не знал, что это «псевдо-»), мне довелось году в 1989-м. Родительская стопка самиздата состояла из фотокопий и бледных листков советского копира «Эра». Там, наряду с материалами о западных рок-группах, пособиями по гаданиям на картах, всякой переведенной камасутрой и псевдотолстовским псевдоэротическим рассказом «Баня», нашлись и несмешные в общепринятом смысле анекдоты, поразившие тогда абсурдом (на него я буду отзываться потом всю жизнь) и какой-то с невинным видом «троллящей» манерой повествования.