Владимир Пятницкий - «Лев Толстой очень любил детей...»

Теперь расскажу про создание моего мультфильма «Бородатый анекдот», где Лев Толстой играет на балалайке, прямо по тексту одного из анекдотов. Я был студентом ВГИК, это была моя курсовая работа. У нас было задание по режиссуре, основанное на литературном произведении — надо было взять короткие рассказы или стихотворения, на выбор. В тот раз список состоял из рассказов Лира, Милна и Хармса. Выбор текста казался для меня очевидным! Этот анекдот будто преследовал меня. До поступления в институт я много времени уделял музыке. Все свободное время играл на гитаре. Но потом, уже во ВГИКе, отец сказал мне, что так дальше не получится — либо гитара, либо мультипликация. Гитару пришлось бросить, но не сразу. Я садился за стол, рядом стояла гитара. И когда я делал перерывы в рисовании, то охотно перебирал струны. Уже потом, на третьем курсе, когда гитара была окончательно забыта, эта комедийная ситуация со Львом Николаевичем стала некой автобиографической разрядкой, что ли. Поработал, поиграл. Опять поработал, опять поиграл.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Роман Шмараков,

латинист, писатель, автор «Книжицы наших забав» и других книг

/выпуск Тульского педагогического института–1994/

При моей первой встрече с этим корпусом текстов это был не Хармс, не псевдо-Хармс и вообще не литература, а чистой воды фольклор. В начале 1990-х годов, когда я был студентом в Туле, приятель моих приятелей рассказал историю о Достоевском, который попал окурком в керосиновую лавку и спалил пол-Петербурга. Поскольку это был анекдот, ни у кого из слушателей вопроса не возникало, чье это сочинение; по той же причине пуант — «пожал руку и в глаза посмотрел со значением» — был передан, сколько помню, с отменной точностью. Рассказчик был хороший.

Потом, в гостях, я читал книжку (совершенно забыл название, но добрые люди напомнили, что это сборник Хармса «Горло бредит бритвою» 1991 года), где эти истории оказались псевдо-Хармсовскими, и их было много — больше, чем осталось впоследствии. К ним, например, прибавлена была история о том, как Фет писал стихи с помощью франко-русского словаря, а Добролюбов кричал половому в трактире: «Эй, эй!..» (доныне не знаю, кем это сочинено) [15] Никто не знает, см. подробней на стр. 154. .

А в 1998 году я купил маленькую черненькую книжку «Веселые ребята» и из предисловия узнал, наконец, что к чему [16] Шмараков оказался единственным из опрошенных посторонних, кто держал в руках издание ин-кварто 1998 года, осуществленное В. Грушецким в «Арде». — Ред . . Она до сих пор стоит у меня в шкафу, только читаю я ее с осторожностью. Книги в клеевом переплете — вещь непрочная.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Олег Овчинников,

журналист

/выпуск РГГУ–1997/

Году в 1989-м, когда действительно интересные книги уже начинали выходить, но еще были в дефиците, каждое утро, к 9 часам, я приезжал к «Дому книги» в Медведково. Девятый класс в нашей школе учился во вторую смену, так что я вполне мог позволить себе заехать сюда до уроков.

До открытия оставался час, но у входа уже собиралась очередь. Вошедшие в магазин первыми могли выбрать одно или несколько дефицитных изданий — хорошие книги «выбрасывали» к открытию, но редко когда больше 7–8 экземпляров. Так мне досталось одно из первых позднесоветских изданий Хармса — были в нем в том числе и его литературные анекдоты. Всякие другие пародийные издания выходили параллельно: помню тоненькую книжечку, репринтное переиздание сборника «Парнас дыбом».

В ежеутренней очереди я был самым юным: основу ее составляли люди, прекрасно помнящие самиздатовские времена. По старой памяти обменивались и машинописными изданиями. Так псевдо-Хармс смешался в моей голове с Хармсом настоящим, да и большой необходимости их разделять я тогда не видел — абсурдно и смешно, абсолютно доступный мне тогда и любимый и поныне тип юмора (знакомство с «Монти Пайтоном» случится сильно позднее), не все ли и равно, кто написал?..

Сейчас цитаты как из Хармса, так из псевдо-Хармса служат, по большей части, в качестве своеобразных шифровок: «А старухи все падали и падали» или «Мало детей, мало!» позволяют выразить отношение к различным ситуациям, причем это отношение будет считано только теми, кто находится с тобой в общем культурном контексте.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••