Владимир Пятницкий - «Лев Толстой очень любил детей...»

Байки мои из серии «Не ЖЗЛ, а малина» были скорее пародией на многочисленные воспоминания-истории о великих, публиковавшиеся во всевозможных журналах и сборниках. Хармса тогда в голове не держал, но, видимо, все равно бациллы уже проникли в подсознание.

Чеховскую «Чайку» долго не могли поставить на сцене МХАТа, пока, наконец, уже поцарапав крыло, не догадались поставить в гараже.

Как-то, гуляя по морю, Антон Палыч увидел птицу. «Наверное, это чайка», — подумал великий писатель. Вскоре после этого случая появилась и пьеса — «Дядя Ваня» [13] Кнышев А. Тоже книга . М., 1991. С. 80. .

Даже в самые глухие, темные годы реакции гневный, обличительный смех Салтыкова-Щедрина был слышен во всей России. Особенно жаловался сосед писателя, инвалид Артемьев [14] Кнышев А. Уколы пера . М., 1998. С. 118. .

Вообще, удивительно, насколько живуч и прилипчив этот стиль, у себя на полках обнаружил штуки 3–4 книги разных авторов, подаренных мне, в которых хармсовская эта интонация и стилистика растиражирована — даже до оскомины (особенно когда не очень талантливо).

И вот всю свою жизнь я продолжал думать, что это подлинный Хармс. И когда впоследствии, уже в годы перестройки, я перечитывал изданные сборники Хармса, было какое-то чувство — чего-то там не хватает, что-то я недополучаю. «Ну, не издали еще, время не пришло, — думал я. — Уж слишком это было дерзко и по-хулигански, хотя и весело и совсем не зло».

А в 2017 году, в Пушкинский день у меня была презентация книги «Корточки и цыпочки» на книжной ярмарке на Красной площади, и туда ко мне должен был прийти мой товарищ, актер Евгений Воскресенский в образе Гоголя. Гоголь, явившийся в сюртуке и цилиндре на Красную Площадь в день рождения Пушкина — в этом точно есть что-то хармсовское. И, чтобы освежить цитату в голове про «опять об Гоголя!», я решил быстренько поискать в интернете текст. Стою буквально одной ногой уже за дверью, одетый. И нахожу интервью Доброхотовой-Майковой, из которого узнаю подлинную историю создания анекдотов. Оказывается, они тоже были «Веселыми ребятами»?!!! И уже через полчаса я вывалил всю эту историю на моих читателей, которые тоже были в приятном шоке.

Но все в мире не случайно. И то, что наши телевизионные «Веселые ребята» оказались тезками тех всенародно любимых шаловливых «ребятишек» и невольными их отпрысками и «корешками», меня и сегодня изумляет и радует.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Денис Драгунский,

писатель

/выпуск филфака МГУ–1973/

Смешные «рассказы Хармса» о писателях мы с моим другом Андреем Яковлевым впервые прочитали — или услышали? — когда нам было лет по 16–18. Нам так понравилось, что мы тут же принялись сочинять свои, в таком же духе и стиле.

Например, рассказ «Мистификация»: Пушкин узнал, что «Песни западных славян» Проспера Мериме — это подделка, а он-то, как дурак, перевел их на русский. Пушкин так обиделся, что продал Проспера Мериме в рабство, в Африку, своим дальним родственникам. «Пусть теперь пишет “Песни восточных эфиопов”!». Были у нас еще макабрические рассказы о Льве Толстом и Куприне, о Всеволоде Кочетове и Набокове.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Николай Ватагин,

скульптор, автор серии деревянных скульптур с изображениями русских писателей

/выпуск Московского художественного института им. В. И. Сурикова–1982/

Эти анекдоты я прочитал где-то на втором-третьем курсе института. Это был машинописный экземпляр, они там шли под фамилией Хармса, и тогда меня особо не впечатлили. Потом я ушел в армию и там начал резать из дерева свои фигуры русских писателей. Первым у меня вышел Лев Толстой, хотя я его не люблю, а вторым я сделал Пушкина — вот его я очень люблю как поэта и как человека. Повторяю его часто — у меня около 30 штук «Пушкиных» в итоге получилось, наверно.

А распробовал я «Веселых ребят» (и тогда узнал, что это произведение Пятницкого и Доброхотовой-Майковой) уже в 1990-е, когда прочел «Горло бредит бритвою», где они были в приложении. Мне нравятся эти истории и их подход. В них есть драйв. И такие зачатки постмодернизма — что, собственно, я в своих «русских писателях» и делаю, совмещая с принципами народной скульптуры.

Деревянная раскрашенная скульптура Хармса у меня тоже есть, он большой такой получился, задумчивый. Сейчас в моем «пантеоне» скульптур около 100 писателей — от Крылова и Карамзина до Северянина и Чуковского. Некоторых я повторяю на продажу, причем люди заказывают одних и тех же. В тройке лидеров всегда, вечно — Толстой, Пушкин, Гоголь (но он отстает). Последнее время начали заказывать писателей Серебряного века и обэриутов — прогресс! Так что последние три года вырезаю по один-два «Хармса» за сезон.