Фаина Баазова - Дело Рокотова

По-видимому, Файбишенко понимал, что защита была дей­ствительно в трудном положении. Имея в руках юридические аргументы против примененной следствием квалификации, защита была вынуждена безмолвно обойти этот кардиналь­ный в деле вопрос.

Естественно, внешне все мы старались выглядеть беззабот­ными, но каждый из нас внутренне был предельно напряжен. Мы великолепно понимали, что в этом спектакле, где каждый шаг участников процесса заранее спланирован составителями сценария, адвокатуре не будет дозволено внести диссонанс самостоятельными, не созвучными общей оркестровке, дей­ствиями.

Лучше всех это настроение, пожалуй, выразил заведующий Московской Городской Коллегией защитников адвокат Сам­сонов, который перед началом процесса "подбодрил" нас:

— Дети мои! В этом деле вы никого не сможете защитить. Так что защищайте лучше сами себя.

Вот в этой обстановке мы и старались делать "веселую мину", когда звонок оповестил о выходе суда и нас пригла­сили войти в зал судебного заседания.

В зал вводят подсудимых. Поражает враждебность, с какой их встречает приглашенная сюда и специально подобранная публика. За многие годы моей адвокатской деятельности в Грузии (да и в Ленинграде) мне ни разу не приходилось ви­деть такую ненависть к подсудимым со стороны людей, лич­но не заинтересованных в исходе дела. Будто и в самом деле перед ними появились не обыкновенные, такие же, как они, люди, а какие-то опасные хищники, которых сле­довало уничтожить без суда и следствия. Но еще больше, чем реакция зала, меня поразило поведение председатель­ствующего Громова и прокурора Г. Терехова. Они спокой­но дали разбушевавшемуся залу излить свой гнев, без вся­кой попытки прекратить эту истерию. Я поняла, что публика в нашем деле, словно хор в древнегреческой драме, будет сопровождать весь этот спектакль процесса в роли "вырази­теля всенародного гнева".

Между тем, в зал ввели и посадили за барьер на скамью подсудимых совершенно обыкновенных людей: Рокотов, как и остальные, чисто выбрит, в сером костюме. Он не­большого роста, с маленькими серыми глазами и острым носом. Он сидит спокойно, как отрешенный, ни на кого не смотрит, никого в зале не ищет. Да и нет у него тут близких. Рядом сажают Надю Эдлис. Красивая молодая брюнетка, элегантно одетая, с высокой, красиво уложенной, прической роскошных черных волос. За ней входит молодой, голубо­глазый Файбишенко. Он оглядывает зал с большим любо­пытством.

Во втором ряду барьера сажают остальных. Это — грузин­ские евреи братья Паписмедовы, которые, заметив среди при­сутствующих в зале своих жен, начинают тихо плакать. Лагун, кандидат технических наук, обыкновенный советский интел­лигент. Бедная Ризванова — простая, серая женщина, очень далекая от того страшного облика, в каком ее представля­ют газеты.

Кто-то вдруг очень "по-домашнему" приветствует меня на чистом грузинском языке. Это Сергей Попов, муж Нади Эдлис. Предки его приехали из России и поселились в Абха­зии; сам Сергей родился и жил в Сухуми, его трудно отли­чить от грузина-абхазца. Попов — музыкант и в Сухуми счи­тался популярным эстрадным актером. Его сажают отдельно, вдали от подсудимых, даже от жены — Нади Эдлис. В отличие от остальных обвиняемых, настроение у него бодрое.

Нам уже известно, что Попов помог следствию и тем заслужил к себе особое отношение. Для облегчения собствен­ной участи он оговорил даже собственную жену. На процессе, вероятно, для него создадут особый статус. Хотя по сте­пени тяжести обвинения он должен идти вторым после Ро­котова, но все мы уверены, что к нему будет применена другая мерка.

Уже с первой минуты после открытия заседания не пере­стают щелкать кинокамеры. Ходят слухи, что будет снят весь процесс, а по окончании дела фильм покажут по московско­му телевидению, и одновременно он будет демонстрировать­ся в ряде московских кинотеатров.

Наконец, председательствующий начинает читать обвини­тельное заключение. В это время стороны не вправе покинуть зал, и мы обязаны сидеть в течение многих часов и еще раз слушать то, что знакомо нам в мельчайших подробностях. Если возникают вопросы, объясняемся между собой шепо­том подзвуки кинокамер.

Но вскоре понимаем, насколько это неосмотрительно — перешептываться в переплетенном проволоками зале. На второй день, во время перерыва, к нам подошел прокурор Терехов. С большинством участвующих в деле адвокатов он хорошо знаком. Я же встретилась с ним впервые.