Татьяна Ануфриенко - Так начиналась Мещура 

— Ну, слава Богу, на месте, — вздохнула женщина.

Александра с сыном Серёжей и дочкой Тамарой заселилась в готовое жильё. Детям тоже понравилось в шалаше — лучше, чем в вагоне.

Виктор обнял Таню:

— Мы один будем строить дом или по отдельности?

Татьяна смущённо отвела взгляд:

— Не знаю.

Большинство семей были многодетными

— Давай вместе. Вместе легче. Да и… очень ты мне понравилась…

Девушка пристально посмотрела в глаза парню.

«Знал бы ты, как я тебя полюбила», — подумала она, но застеснялась и быстро опустила глаза, чтобы Виктор не заметил. Но он заметил, улыбнулся и прижал девушку к себе.

«Никому не дам тебя в обиду», — подумал он.

«Не давай», — так же мысленно ответила она.

— Выбираем место? — обрадовался Виктор. — А вот, около деда Архипа. Можно? Не прогоните?

— Что вы! Что вы! Очень рад. Вокруг одна молодёжь. Чего ещё желать? Могу и подсобить.

— Да, можем подсобить, — поддержал Никола.

— Тогда пошли за ветками, помощник, — улыбнулся Виктор. — Знаешь, куда?

Для большой семьи Никифора Маркина поставили три шалаша. И рядом четвёртый — для Дмитрича. Он теперь всё время был с ними. И в дороге помогал, и здесь вместе строились. Девчушки бегали здесь же, старались помочь взрослым, подавали небольшие ветки. Их никто не отгонял — пусть привыкают к труду. Хоть и помех было больше, чем помощи.

Только молчаливая бабка Дарья спокойно, уверенно сооружала себе жильё сама. Будто всю жизнь только этим и занималась. Седая, морщинистая, с потухшими глазами, худая, но крепкая женщина отказывалась от любой помощи. За вечер не управилась, оставила работу на завтра.

Рядом с ней пристроили три шалаша для Степана и Серафимы Казаковых и их пятерых детей.

Пожилая Анна Семёновна и её взрослая дочь Анастасия заняли уже готовый шалаш. Это они отпевали на барже маму Татьяны.

— Боже милостивый, — перекрестилась Анна Семёнова, — где же наш батюшка? Жив ли? Свидеться бы ещё.

— Свидимся, матушка. Ложитесь, отдыхайте, — отозвалась Анастасия.

И охранники молча сооружали себе шалаши, но не рядом со всеми, а чуть поодаль. Комендант устроился в конторе, поставив в углу раскладушку.

Не считая маленькой баньки на берегу, из построек была здесь только контора, здесь же склад. И навес — рядом, для лошади. Николай Петрович привёл её, обогнув овраг. Оказывается, не такой уж длинный овраг этот, через несколько сотен метров он сходил на нет, только ручей оставался, а через этот ручеёк уже и мост был кем-то заботливо сооружён, даже на телеге можно было проехать.

Ближе к ночи комендант обошёл спящий стан.

— Все разместились? Вот и лады.

Одному из охранников не спалось. И устал, как все, но тяжёлые мысли не давали уснуть. «Эти-то кулаки, понятное дело, враги народа, а я-то за что должен страдать и мучаться? Мог бы жить себе спокойненько дома, так нет, послали. Вот гады!» — непонятно кого ругал он. Именно он при случае срывал своё зло на людях. Те отмалчивались и терпели — спорить и оправдываться было себе дороже.

В конце июля ночи в Мещуре уже тёмные и длинные. Чуть забрезжил рассвет — Дарья за корзинку и в лес, знакомиться. Далеко не уходила, оглядывала деревья, кустарники, примечала, какие ягоды растут. И грибы заодно собирала. И не только белые, в низинах, где влажности больше, красивые сыроежки попадались. Дарья аккуратно срезала каждый гриб, подносила к лицу и с наслаждением вдыхала лесной аромат. Сыроежка — нежный гриб, чуть придавишь — раскрошится. Попадалась и очень вкусная спелая черника, но Дарья сегодня её не собирала, срывала ягоды и отправляла в рот. Вместо завтрака.

Когда она вернулась, Николай Петрович был уже на ногах. И не только он. Крестьянская жизнь приучила всех рано вставать. Комендант, кого встречал, предупреждал:

— Как все поднимутся, приходите на берег, будем распределять продукты: крупу, макароны, соль, сахар. Посуду прихватите.

Люди собрались, а у коменданта всё уже готово: на ящиках с хозяйственным мылом стояли весы, под рукой — тетрадка.

— Слушаем все, — начал Николай Петрович, — продукты получите на десять дней, до конца месяца. Работающим — норма, неработающим — половина нормы. Уж извините, так положено. Мыло раздам, когда весы уберём. После завтрака мужики и бабы — на работу. Валим лес, рубим сучки, корчуем и так далее.

— Но мы не умеем, мы крестьяне, а не лесорубы.