Варя Барашкова - Книга северного человека

Родительница эта, как и все животворящее, не помнит зла и обещаний. Вся ее жизнь – священная работа. Там, где она, не может быть голода, пустых обещаний и ожидания. И телесные существа, люди, должны именно так жить и процветать.

Северные росы лежали на лице остывающей земли, когда подошел к своему конечному источнику старый лось. Хорошо умирать и сегодня, и через пятьдесят лет.

На ягелевой поляне лежали новорожденные косули. Северный человек подошел к ним, погладил, понюхал. Напомнили они ему о детях вообще.

А.П. Мунхалов. Счастье. 1969, линогравюра

Человеческие воспоминания, зачастую такая ерунда – сплошные разочарования и обиды. Под эти качества возникли разные лукавые учителя. Они хороши, когда ты мал духом. Вырастешь – отбрось их с благодарностью. Северный человек, не поддавайся грусти.

Ведь чего греха таить – умеет долго грустить северный человек. Он должен в течение всей жизни помнить этот свой полусон-полуплач и усесться наконец верхом на этот долго ноющий гнилой зуб своей души и поскакать в смеющемся вихре.

Вихри его закрутят, припадая щекастыми улыбками, невидимыми руками отмоют странно прилипчивый тлен под громкими названиями, в которых обозначились лишь краткие даты рождений, любовей, смертей, и высветится лишь краткий искренний свет его данной души.

И беспечально гляну я на этот пахучий лист души, который мне откроется так же быстро и остро, что захочется сравнить его с огуречным запахом человеческих рук.

И возликует, и обрадуется душа моя небесная, столь долго живущая среди мятых, мягких существ, что увижу я всю краткость и обещание иных ветрил среди струящегося, оранжевого воздуха, который поднимает мои древние, прекрасные волосы.

И скажут мои губы в неоправданной телесности своей слова невероятной благодарности высоким, не каждодневным порывам, которые высвечивают нашу жизнь из неожиданных углов высокой судьбы.

Только углы высокой судьбы могут привлечь и обратить наше внимание. И тогда многолетние наши ожидания, наши печали и долгие слезы, которые никогда не вернутся в карман времени, обернутся нам благами, улыбающиеся лица которых называются неизбежными чудесами.

Неизбежные чудеса – как решето – вылавливают спелых и готовых. Сок готовых и спелых струится меж пальцами еще более четких и прозрачных. Они попадают в сито времени, делая дорогу и карту вновь прибывающим. Сами же распространяются в бесчисленных закромах, где нет памяти, а лишь стальная воля в сверкающей шашке.

Потому что кроме неизбежных чудес заниматься человеку нечем. Так как структура наша, слишком человеческая, не годна для высокой судьбы. И Север – преддверие других воспоминаний, хотя они и стучатся к нам в каждый день.

Жизнь человеческая слишком стара, и надо, чтобы пришли другие люди, с другой моралью, с другой внешностью, с другими внутренностями, чтобы, вставая и ложась спать, человек не думал, не размышлял, а уже знал и понимал.

В.Д. Иванов. На аласе. 1976, литография

Чтобы люди не вклещивались друг в друга, наподобие мертвеца и червей, а были бы и близко, и в расстоянии только лишь как партнеры, умные во времени, у которых есть иные возможности здесь и в будущем.

В карман времени все войдут, и нет того, кого бы забыли. Посмотрите, который сейчас час? Да нет, еще есть время. Нет времени, и поэтому человек должен научиться делать свои дела с первых попыток.

Северный человек умеет ставить карту жизни так, что он ни о чем не жалеет, потому что в определенный момент сумеет узнать, что все, что свершилось, случилось не с ним.

Ведь с людьми случается всякое, но редко, стишком редко приходят именно их события, потому что большинство присасывается к матке общепринятых происшествий и теряет свой разум. Северный человек выбирает жестокую судьбу – живет и умирает сам.

Человеческое, а значит нечто, постоянно понимающее просто человека, ему не подходит. Его Бог – Бог не помогающий человеку, а развивающий другие направления жизни. Север, Север!

Другие направления жизни – это другая мораль на основе братства людей, говорящих мало, смеющихся много, отпустивших свое сердце, знающих, что все разрушительное проходит быстро, а завтра его и не было.