Владимир Залесский - 36 исторических миниатюр. Сборник

Мысль делала причудливые повороты. Айседора… Страсть… Чувства… Выехать с нею за рубеж на долгий срок? Попытаться прожить за границей наиболее опасные годы?

То есть – эмиграция? Но в этом варианте не будут печатать… Запретят читать. Во всяком случае, пока не наступят новые времена.

Да и эмиграция не проста для жизни… Бунин и Набоков? Это люди (западно) европейской культуры.

Как быть за границей тому, кто учил грамоту по церковным книгам, кто вырос среди грамотных простых набожных сельских жителей, кто учился в церковно-учительской школе, тому, чьи взгляды формировались в общении с простым сельским священником?

Кроме того. Нет европейского практицизма со своего рода планом, проектом, отчетливой внутренней дисциплиной, записью доходов и расходов, экономностью, счетом в банке, оформлением нужных документов…

Значит, НЕэмигрант. Но по Гоголю – жить в чужих домах и на гостеприимных хлебах – не получится. Не то воспитание, не те привычки, не то смирение. Не тот страх перед Страшным Судом, наконец. Молодой темперамент. Уникальная внешняя привлекательность («ангелочек», «херувим»). Легкость поэтического пера.

Значит – лояльность, пусть и ограниченная, и условная, пусть и без свидетельства? Надежды на защищенность, на материальную обеспеченность, на устроенность, на влиятельность, на фрагменты сладкой причастности к беспредельной власти?

Страна изменяется, это очевидно. Разве можно стоять в стороне, не помогать? Как помогать? Естественно, стихами, поэтическим творчеством.

«Земля – корабль! Но кто-то вдруг За новой жизнью, новой славой В прямую гущу бурь и вьюг Ее направил величаво.»

«Но тот, кто мыслил девой, Взойдет в корабль звезды.»

Значит – лояльность, пусть и ограниченная, условная.

Попробуем коготком – он не увязнет.

Айседора остается в прошлом.

«Анна Снегина»?

Может быть, все эти размышления присутствовали, но – на поверхности?

А в глубине – интуиция гения. Историческая интуиция.

Уедет – почти наверняка запрет: «эмигрант».

Лояльность? Не так-то просто. На деле – сложно. Хотел бы, да книги не пускают. Церковные книги, религиозных родственников, церковно-учительскую школу и сельского священника от своей жизни, все же, не отрежешь. А если отрезать, то – неприятно.

И уехать затруднительно. И остаться – нет перспектив.

А если: «кабак» и «хулиган»?

И что же?

А так: «крестьянский поэт – хулиган».

Повертят в руках книгу – ни «да», ни «нет». Отмолчатся. Ничего не скажут. Пусть и не одобрят (вслух), но и не запретят читать…

ОСТАТЬСЯ В ДУШАХ? ПОМОЧЬ? ПОДДЕРЖАТЬ?

1944 год.

Вышедший из кровавых боев под Белостоком лейтенант – недавний школьник, обнаруживший в себе таланты бесстрашного командира и меткого пулеметчика – вспоминал недавнюю рукопашную, когда он отбивался от атакующих вражеских солдат запасным стволом пулемета, и когда, едва не задушенный, зарубил одного из противников саперной лопаткой.

Его, лейтенанта, ставшего после катастрофичных потерь начальником штаба батальона, ждали через несколько дней кровавые бои на Висле… и далее, далее… Берлин…

203 похоронки будут заполнены новым начальником штаба батальона в эти дни передышки. Один из итогов боев под Белостоком. Сколько из числа погибших читали стихи Сергея Есенина, были почитателями его творчества?..

В событиях Второй мировой войны участвовали десятки, сотни миллионов людей; у них были разные литературные предпочтения, а у кого-то, быть может, не было никаких поэтических пристрастий.

Постирав одежду и вымывшись в речушке, протекающей рядом с польской деревней Новы Двур, оставшийся в живых лейтенант, стоя на берегу, читает вслух:

«Ой ты, Русь, моя родина кроткая, Лишь к тебе я любовь берегу. Весела твоя радость короткая С громкой песней весной на лугу.»

«Жизнь моя? иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне.»

«Дорогая, сядем рядом, Поглядим в глаза друг другу. Я хочу под кротким взглядом Слушать чувственную вьюгу.»

Господи, я верую!.. Но введи в свой рай Дождевыми стрелами Мой пронзенный край.

Однажды в октябре 1925 года Умберто Нобиле, шагая по римской улице, увидел фигуру Леонардо да Винчи.

«Здравствуйте, Учитель», – вежливо произнес Умберто.

«Здравствуйте, инженер», – вежливо ответил да Винчи. —

«Чем наполнено Ваше сердце?»