Марк Галлай - Жизнь Арцеулова

Сейчас, когда отказ двигателя или какой-нибудь самолётной системы представляет собой событие чрезвычайной редкости, а современная навигационная и радионавигационная аппаратура позволяет уверенно лететь по маршруту в облаках или за облаками, читаешь о трудностях, сопутствовавших лётной работе в те далёкие годы, о бесконечных отказах материальной части, вынужденных посадках, полной зависимости авиации от погоды с двояким чувством. С одной стороны, видишь несовершенство тогдашней техники. А с другой — высокое совершенство лётчиков! Их блестящее мастерство, упорство, силу воли, благодаря которым они все-таки вопреки всем трудностям летали, и в конечном счёте заложили основу дальнейшего прогресса Воздушного флота.

Без той, теперь такой далёкой от нас авиации не могло бы быть авиации современной.

Работу Арцеулова на аэрофотосъёмке в 1930 и 1931 годах имел возможность наблюдать Леонид Леонидович Селяков, в то время ещё совсем молодой человек, впоследствии видный авиационный конструктор, один из ближайших сотрудников А.Н. Туполева, В.М. Петлякова, В.М. Мясищева.

В 1930 году Л.Л. Селяков окончил школу и поехал к отцу — главному инженеру «Аэрофотосъёмки» Л.Я. Селякову, находившемуся тем летом, как обычно, в одной из экспедиций, на Дону.

«Основным лётчиком в экспедициях отца, — пишет в своих воспоминаниях Л.Л. Селяков, — был замечательный, редчайший человек, один из старейших русских лётчиков, художник Константин Константинович Арцеулов. Знакомство и дружба с этим замечательным человеком и определили мой дальнейший жизненный путь…

Константин Константинович всегда был занят. Свободного, праздного времени у него не было. Он любил рисовать, любил мастерить. Это он приучил меня к труду, уважению к любой профессии. Он приучил меня не проходить мимо любого ремесла, наблюдать и изучать все, что делается народом… В свободное время он мастерил из реек и фанеры замечательную лодку-байдарку, и на ней мы, мальчишки, совершили много интересных путешествий по Дону.

При выполнении вынужденной посадки самолёт Ю-21, пилотируемый Константином Константиновичем, садился на левый берег Дона на луг, поросший высокой травой… Самолёт попал в глубокую канаву и совершил полный капот. Экипаж не пострадал, а самолёт был разбит. Прислали новый самолёт — «Фоккер C-IV» с мотором «Либерти»».

Да, ничего не скажешь: везло Арцеулову на трудные вынужденные посадки сразу после взлёта! И снова, как два года назад в Средней Азии, на «Юнкерсе-21»! Впрочем, на той технике, какая была тогда в распоряжении «Аэрофотосъёмки», ничего другого ожидать не приходилось.

Закончив работу в Коротояке, Константин Константинович — это стало для него уже привычным — отправился в Касторное, на помощь другой лётной группе, не поспевавшей до конца сезона справиться с планом.

Летом следующего, 1931 года Арцеулов начал работу в очередной — карагандинской — экспедиции, но вскоре тяжело заболел и был отправлен лечиться в Москву.

Только в 1932 году, снимая Удмуртию, Арцеулов получил наконец возможность работать на современном (для тех лет, конечно) самолёте — двухместном биплане Р-5 советской конструкции и советской постройки. Эта машина, созданная в конструкторском бюро Н.Н. Поликарпова, оказалась на редкость удачной. И, кстати, одной из первых успешно — как сказали бы сейчас, «на уровне мировых стандартов» — дебютировавшей на международной арене. На конкурсе, объявленном правительством Персии, наш Р-5 оказался по всем статьям: и по скорости, и по потолку, и по скороподъёмности, и по простоте и надёжности пилотирования — сильнее своего основного конкурента — французского «Потэза-25».

На многие годы Р-5 стал основным самолётом нашей разведывательной, легкобомбардировочной и штурмовой авиации. В 1934 году большая часть экипажа затонувшего в восточной Арктике парохода «Челюскин» была вывезена со льда на материк на самолётах Р-5. До самой Великой Отечественной войны эксплуатировалась эта отличная, надёжная, по-настоящему «солдатская» машина. Конечно, к началу войны она уже устарела и использовалась в основном ночью, но в 1931 году была, без преувеличения, подарком для лётчиков и механиков, успевших изрядно помучиться на пёстрой, разнотипной, а главное — ненадёжной старой материальной части.

Среди немногих (к сожалению!) документов, сохранившихся в бумагах Арцеулова, — не любил он «канцелярии»! — находим пожелтевший тонкий листок, на котором отпечатан датированный октябрём 1932 года приказ № 264 по Московскому аэрофотогеодезическому тресту. В этом приказе объявляется «благодарность с занесением в трудовой список» Арцеулову и всему его экипажу «за бесперебойную работу самолёта и фотоаппаратуры, за 100 процентов использования съёмочной погоды, за 25 процентов превышения против плана производительности аэросъемщика, за 35-процентную экономию в горючем и 40-процентную экономию в смазочном». И хотя в наше время редкий ревизор не отнёсся бы к столь круглым цифрам несколько насторожённо, не будем к этому придираться — подсчёт процентов в Аэрофотогеодезическом тресте тогда, по всей видимости, только начинал налаживаться. Независимо от того, были ли приведённые цифры точны или округлены, ясно, что Арцеулов со своим экипажем и на этот раз — как в любом деле, за которое брался, — сработал отлично.