Роберт Фулгам - Все самое важное для жизни я узнал в детском саду

Если разобраться, все наши родственники — плод нашего же воображения. Отцы, матери, братья, сестры и все остальные. Особенно когда их нет в живых или когда они далеко. Мы берем за основу то, что знаем о них — а знаем, как правило, не все, — и добавляем то, о чем мечтается и чего хочется: собираем лоскутки для, так сказать, семейного стеганого одеяла, в которое и укутываемся на ложе воображения.

Мы и сами-то плод собственного воображения: смешиваем действительный образ с желаемым и получаем требуемый. Почему так происходит — не знаю, но факт остается фактом. И понимать это — отрадно. Думая о деде, которого хотел бы иметь , я невольно рисую себе образ деда, каким хотел бы стать сам — то есть, взяв за основу себя сегодняшнего, дорисовываю свой образ до желаемого и требуемого. Это, можно сказать, подготовка.

Когда-нибудь, теперь уже скоро, детский голосок позовет меня: «Дедушка!» — и не застанет врасплох.

Есть на свете женщина, которая давно и надолго перевернула многие мои представления о жизни. Мы даже незнакомы, но она, как и прежде, помнит и заботится обо мне. У нас очень мало общего. Она уже старая женщина, албанка по национальности, выросла в Югославии; теперь — католическая монахиня, живет в Индии, очень скромно, если не сказать бедно. Я не согласен с ней по некоторым фундаментальным вопросам — по контролю народонаселения, о месте женщин в мире и в церкви; мне претят ее простодушные высказывания о том, что «угодно Господу нашему». Она стоит на перекрестке великих противоречивых идей и мощных сил, определяющих судьбы человечества. Она сводит меня с ума. Всякий раз, когда я слышу ее имя, читаю ее высказывания или вижу ее лицо, я теряю покой. Я даже говорить о ней не хочу.

В моей рабочей студии есть раковина, а над ней — зеркало. Несколько раз в день я подхожу к раковине умыться, руки помыть и посмотреться в зеркало. Рядом с ним висит фотография возмутительницы моего спокойствия. И я всегда бросаю взгляд не только в зеркало, но и на ее лицо. И в лице этом я видел и вижу нечто такое, чего не выразишь словами; и мне открывается такое, чего не объяснишь словами.

Снимок был сделан в Осло, в Норвегии, 10 декабря 1980 года. И вот что там произошло.

Маленькая сутулая женщина в линялом синем сари и стоптанных сандалиях получила награду. Из рук короля. Награду, присуждаемую по воле изобретателя динамита. В огромном сверкающем зале, среди бархата, золота и хрусталя. В окружении титулованных особ и знаменитостей в черных фраках и элегантных вечерних платьях. В присутствии богатых, влиятельных, благородных, талантливейших людей со всего света. А в центре внимания — маленькая старая женщина в сари и сандалиях. Мать Тереза из Индии. Слуга нищих, больных и умирающих. Ей присуждена Нобелевская премия мира.

Ни шах, ни президент, ни король, ни генерал, ни ученый, ни папа римский, ни банкир, ни бизнесмен, ни промышленник, ни нефтяной магнат, ни аятолла — никто не владеет такой силой, какая есть у нее. Она богаче любого из них. Ибо обладает непобедимым оружием против всякого зла на Земле: любящим сердцем. Ибо обладает неистощимым, величайшим для человека сокровищем: исполненной сострадания душой.

Пробиться сквозь густую завесу отчаяния и цинизма; воевать единственным оружием — безграничной любовью; показать всем, что можно излечить раны человечества; воплотить в жизнь притчу о добром самарянине; жить истинно, ярким светочем сияя на убогих улицах Калькутты, — для этого нужно такое мужество и такая вера, которых у многих из нас нет и без которых нам не прожить.

Ее языка я не понимаю. Но зато мне понятна красноречивость самой ее жизни. И на меня одновременно снисходят очищение и благословение. Я не верю, что в одиночку можно многое сделать в нашем мире. Но она стояла там, в Осло, и одна изменяла весь мир. Я не верю в ее Бога. Но я пристыжен силой ее веры. И я верю в нее — мать Терезу.

Декабрь, Осло. Послание всем народам накануне святок — о покое, о мире. Не о том мире, в каком пребывал в древнем Вифлееме спящий младенец в яслях. И не о том мире, в каком пребываем мы за рождественским обедом и во время дремы возле камина после него. О другом мире — твердом, ясном, живом, исходящем из необыкновенного поступка, совершенного нынешним вечером простой женщиной в линялом сари и стоптанных сандалиях. О духовном мире и покое, наступающем после сделанного доброго дела.

Несколько лет спустя, на представительной конференции по проблемам квантовой физики и религиозной мистики, проходившей в бомбейском отеле «Оберой тауэрс», я вновь увидел это лицо. Я притулился у дверей в конце зала и вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть. Это была она. Одна. Ее пригласили выступить в качестве гостя конференции. Она взглянула на меня и улыбнулась, И лицо это до сих пор стоит у меня перед глазами.