Поль Брайтон - Путешествие в тайную Индию

Он поворачивает голову и вглядывается в дальний конец зала. Я понимаю, что он больше ничего не скажет. Так заканчивается наш последний разговор, и я поздравляю себя, что перед отъездом вытащил-таки его из скорлупы молчания.

Я оставляю его и неторопливо иду к тихому месту в джунглях, где проводил большую часть дня со своими записками и книгами. С наступлением сумерек я возвращаюсь в зал, ибо через час или два прибудет конная двуколка или повозка с буйволами и увезет меня от уединенного убежища мудреца.

От курильницы воздух благоуханен. Махарши полулежит под опахалом, но вскоре выпрямляется и принимает свою излюбленную позу. Он садится, скрестив ноги, правая ступня расположена на левом бедре, а левая ступня просто лежит под правым бедром. Я вспоминаю, что подобную позу показывал Брама, йог, живущий близ Мадраса, он называл ее «удобная поза». На самом деле это почти поза Будды, и она очень легко делается. Махарши, по обыкновению, опирается подбородком на правую ладонь, поставив локоть на колено; потом он внимательно смотрит на меня, но продолжает молчать. На полу перед ним — сделанный из тыквы кувшин для воды и бамбуковый посох. Это да еще полоска набедренной повязки — все его имущество на этой земле. Какой красноречивый комментарий нашему западному духу стяжательства!

Его глаза почти сияют, их взгляд постепенно становится как бы стеклянным и неподвижным; тело выпрямлено; голова чуть покачивается, затем успокаивается. Еще несколько минут — и я ясно вижу, как он вновь вошел в состояние транса, в котором он был, когда я впервые увидел его. Как странно наше расставание повторяет нашу встречу! Кто-то шепчет мне на ухо:

— Махарши входит в священный транс. Теперь бесполезно с ним разговаривать.

Тишина опускается на маленькое собрание. Медленно текут минуты, но тишина только углубляется. Я не религиозен, но не в силах противиться нарастающему благоговейному страху, который охватывает мой ум, так пчела не может сопротивляться благоухающему цветку. Зал пронизан тонкой, неуловимой и неясной силой, которая глубоко воздействует на меня. У меня нет сомнений, что центр этой мистической силы не кто иной, как сам Махарши.

Его глаза сияют поразительно ярко. Странные чувства просыпаются во мне. Эти блестящие очи словно проникают в сокровенные тайники моей души. Каким-то особенным образом я осознаю все, что он видит в моем сердце. Его непостижимый взгляд проникает в мои мысли, мои эмоции и мои желания; я беспомощен перед этим. Сначала этот смущающий взгляд тревожит меня; я испытываю смутную неловкость. Я чувствую, как он листает страницы моего позабытого прошлого. Он знает все, я уверен. Я не в силах бежать; да и не хочу этого. Некий возбуждающий любопытство намек на будущее благоденствие заставляет меня выдержать этот безжалостный взгляд.

А он тем временем продолжает улавливать слабости моей души, постигать мое пестрое прошлое, чувствовать смешанные эмоции, растаскивавшие меня в разные стороны. Но я ощущаю, что он понимает также, какое всепоглощающее стремление к поиску принудило меня оставить обычный путь и искать людей, подобных ему.

Телепатический поток между нами вдруг меняется, в это время мои глаза часто моргают, а его — остаются неподвижными. Я осознаю, как он соединяет мое сознание со своим и приводит мое сердце к тому состоянию звездного умиротворения, пребывая в котором он получает бесконечное наслаждение. В этом сверхъестественном покое меня охватывает чувство экзальтации и легкости. Время словно бы останавливается. Мое сердце освобождается от ноши забот. Я чувствую, что горечь гнева и меланхолия неудовлетворенного желания никогда больше не огорчат меня. В глубине моего существа появляется понимание того, что наш врожденный мудрый инстинкт, который заставляет человека смотреть вверх, который поощряет его к надежде, который поддерживает его в темные минуты жизни, — это истинный инстинкт, ибо сущность бытия добра. В этом прекрасном восторженном молчании остановившегося времени все печали и ошибки прошлого кажутся ничтожными мелочами, ибо мой дух захвачен духом Махарши и мудрость в настоящий момент — в зените. Что во взгляде этого человека? Что за волшебная палочка, которая пробуждает к жизни скрытый мир неожиданного великолепия перед моими глазами непосвященного?

Прежде я спрашивал себя, почему ученики остаются рядом с мудрецом годами, ведь беседы с ним редки, а удобств — очень мало, почему внешняя деятельность не привлекает их. Теперь я начинаю понимать — не мыслью, а молниеносным озарением, — что все эти годы они получали глубокое и безмолвное вознаграждение.