Борис Носик - Прогулки по Парижу Левый берег и острова

Скульптор Сезар воспел мужскую силу Пикассо в образе яростного кентавра.

В наше километровое путешествие мы двинемся с севера, от перекрестка Красного Креста, от скульптуры недавно почившего скульптора Сезара «Кентавр», фривольные подробности которой должны были посмертно воздать должное мужской силе Пикассо. Еще и в XVII веке в начале улицы стояло несколько великолепных особняков, ныне уже разобранных, а иные из них принадлежали даме, которая славилась на весь Париж своими романтическими приключениями, – графине де Веррю…

Ах, сладкие воспоминания, ведь не хлебом единым жив человек. Впрочем, и без хлеба не обойтись. Напротив былых особняков графини – булочная известного всему Парижу месье Пуалана: хлеб, испеченный на традиционном огне, на дровах, самая знаменитая в городе булочная. Париж ведь славится своими батонами, булками, рогаликами, и французские кустари-хлебопеки борются за то, чтобы старинный их промысел не погиб, не был задушен промышленной выпечкой. Во Франции 36 000 кустарей-хлебопеков выпекают пока еще три с половиной миллиона хлебных изделий, однако конкурировать с замороженными булками им все труднее, да и французы стали есть меньше этих волшебных, воздушных, хрустящих батонов-багетов, которые так описал русский эмигрант писатель Виктор Некрасов: снаружи хрустящая корочка, а внутри – сплошное блаженство. Еще и в 1920 году каждый француз съедал в день 620 граммов хлеба, еще и в 60-е годы он съедал 230 граммов в день, а нынче – вот горе-то – всего 160 граммов! Более того, научились мастера выпекать батон по старому доброму рецепту и замораживать. Потом набивают этими ледяными батонами рефрижераторы в булочных, а там раз по пять в день, вынув ледышки из холодильника, выпекают. Получаются горяченькие, точь-в-точь как настоящие батоны, на не слишком утонченный вкус – не отличишь. Но знатоки твердо знают: это уже хлеб не кустарный, а промышленный, и как теперь уцелеть кустарю? Сейчас кустари получили право на свой особый знак качества, отличие их от «промышленников» признано, а все же уцелеть нелегко. А вот великий Пуалан с улицы Шерш-Миди уцелел и процветает: у него теперь по всему Парижу филиалы, но на Шерш-Миди у него главная булочная. Он вообще большой знаток квартала и патриот Шерш-Миди, которая, по его мнению, теряет свой дух старины, потому что открылось тут множество магазинов модной обуви и одежды (Пако Рабанн среди прочих стилистов), толпятся тут по субботам жители предместий, меряют ботинки и тряпки, а на старинные фасады и взгляд не поднимут…

На углу улицы Шерш-Миди и бульвара Распай вырос в конце шестидесятых модерный Институт гуманитарных наук из стекла и железок. В него съезжаются со всего мира историки, политологи, экономисты, социологи на свои семинары и конференции. Я часто прихожу сюда повидаться с московскими друзьями, но только изредка вспоминаю при этом, что сей гуманитарный маяк науки вырос на месте старой военной тюрьмы Шерш-Миди. Это в ней в 1894 году состоялся первый процесс над капитаном генштаба Дрейфусом, ложно обвиненным в шпионаже. Конечно, вина Дрейфуса заключалась в том, что он был еврей, и по меньшей мере пол-Франции об этом скоро догадалось. Вторая половина полагала, что зря не судят и что «евреи во всем виноваты». Так раскололась страна, и в защиту оклеветанного офицера (вдобавок еще и пылкого патриота Франции) выступил писатель Золя. В то самое время Антон Павлович Чехов, греясь на зимнем солнышке в Ницце, читал на скамеечке французские газеты и восхищался благородством Золя…

Близ Института гуманитарных наук оставлены в напоминание потомкам обломки старой тюрьмы, где судили капитана Дрейфуса, а еще через полвека пытали и расстреливали бойцов Сопротивления.

В ноябре 1940 года в тюрьме этой были заключены отважные французские школьники и студенты, которые откликнулись на призыв генерала де Голля к Сопротивлению. Мало их было, юных борцов Сопротивления, а все же были. Но вот 60 лет прошло, и в Москве издают Гитлера и Геббельса. Учит ли чему-нибудь история? Ищи полдень! Не жди двух часов пополудни…