В каждой деревне находятся добровольцы, которые просят зачислить их в отряд. Это преимущественно подростки, девчата и старики. Андрей в первое время осторожничал и под всяким предлогом отказывал. Он твердо решил брать в отряд людей только после тщательной проверки. Об этом предупреждал его и Ковпак: «Смотри, остерегайся провокаторов». Но потом, вопреки своему зароку, уступал просьбам и соглашался. Человеку настойчивому, настырному он обычно говорил: «Ну, шут с тобою: принимаю. Будь партизаном, коли хочешь. Ведь не к теще на блины идешь — на войну».
Уступчивее Андрей стал после одной истории. В заметенной сугробами лесной деревушке пришла к нему старая колхозница в потрепанном кожухе, с бесцветными, выплаканными глазами, решительная, непреклонная. Вместе с ней пришли два ее сына: восемнадцатилетний Володя и шестнадцатилетний Василек.
— Возьми, командир, моих хлопчиков в партизаны. Они славные ребята. Научи их стрелять и чтоб без промаха они били его, супостата.
— Спасибо, старая, за доброе слово, но принять твоих ребят не могу. Дело, понимаешь, у нас особенное, трудное. Тут крепкий народ нужен, проверенный.
— Не доверяешь, стало быть? А?
Андрей промолчал.
— Эх ты, командир, командир! Кого под сомнение ставишь? Старая мать своих детей на смерть шлет. Так ей, думаю, можешь довериться?! Ироды фашистские ихнего отца казнили. Не могут они, его дети, здоровые да сильные после этого сидеть сложа руки. Не возьмешь — бог с тобой. В другой отряд подамся. Только ты на свою душу большой грех положишь.
После в минуту откровенности Андрей рассказывал Подкорытову:
— Здорово она меня тогда отчитала. Без стыда вспомнить не могу. Так-то, брат, нельзя сомневаться, когда тебе народ говорит. Ни к чему народу спецпроверку устраивать... А хлопцы-то и в самом деле оказались молодцами.
Чем дальше уходила дорога на запад, тем больше становился отряд. Он, как губка воду, впитывал в себя из деревень, через которые проходил, все отважное, непокорное, жаждущее активной борьбы с оккупантами. Когда подошли к Олевску, отряд насчитывал уже около пятидесяти бойцов. Андрей, правда, понимал, что дело не в числе. Отряд не был сколочен, многие просто не нюхали пороху. Опыт предстояло накопить и не где-нибудь, а в бою, платить за него кровью и жертвами. И тем не менее отряд можно было пускать в действие. В пути Андрею удалось организовать с новичками несколько занятий по изучению оружия и подрывного дела, мер безопасности.
В отряде появилось несколько бывалых, прошедших боевую школу партизанских бойцов. На них-то в первое время и можно было опереться. Среди «бородатых» выделялся Вячеслав Кветинский, сержант Красной Армии.
Андрей подобрал Кветинского в районе Храпуня. Часть, в которой служил Слава, попала в окружение и была разбита. Вместе с группой солдат Кветинский пытался выйти через линию фронта к своим, но их постигала неудача. Так он и застрял в немецком тылу.
Узнав, что новый командир — пограничник, что воевал на границе и прошел с боями до Сталинграда, Слава твердо решил держаться Андрея и ребят своих уговорил. Пришлось Славе по душе и обещание Андрея, что сидеть без дела не будут.
А настоящее боевое дело к радости Кветинского не заставило себя ждать.
Разведчики (отряд Андрея, как и полагается боевому подразделению, шел с соблюдением мер предосторожности, с выставленными впереди разведывательными дозорами) донесли, что в деревню Юрово фашисты силой сгоняют в школу молодых женщин и девушек, а завтра, второго марта, погонят их под конвоем в Олевск, а затем на каторгу в Германию.
Андрей понимал, что лучшего случая поднять у людей настроение (за месяц пути партизаны явно раскисли), дать им почувствовать свою силу — нельзя и ожидать. К тому же у него самого давно чесались руки. Видеть фашистов и упускать их живыми — это было выше всяких сил.
После небольшого совета единодушно решили: устроить засаду, не дать фашистам угнать пленниц в Германию.
Грабчак расположил партизан на небольшой поляне в трех километрах от Юрова. Эти места Андрею хорошо знакомы. Когда вышли на поляну, улыбка тронула до этого сумрачное лицо командира. И было отчего. В тридцать седьмом году здесь произошел довольно-таки курьезный случай. Проводилась операция по поиску немецкого шпиона по кличке «Ворон». Как и полагается в таких случаях, были перекрыты все дороги и тропы Границу закрыли так, что заяц и тот бы не проскочил. Поставили заслон и на поляне возле Юрова. Возглавил заслон Андрей. Восемь суток, как один день, пролежал он в укрытии. На девятые сутки заслон сняли. Оказалось, что «Ворона» схватили в первый же день, а о Грабчаке забыли, и он целую неделю пролежал напрасно.
Читать дальше