Но проходит полчаса, час, а самолет все гудит и гудит. Ничто не мешает его полету, будто нет ни немцев, ни войны. Уже осталась позади линия фронта. Ее пролетели на большой высоте. Теперь Аставин снижает самолет и ведет его почти бреющим полетом, Так безопаснее: и истребители не рискнут пойти в погоню, и зенитки не страшны: пока немцы придут в себя и приготовятся к стрельбе, самолет — поминай как звали. Словно по заказу, небо прояснилось, взошла луна, и в ее холодном свете хорошо видны темные, безлюдные дороги, строения деревень.
Мало-помалу тревога ослабевает, и как это бывает после сильного нервного напряжения, людьми овладевает усталость. Они устраиваются поудобнее и начинают дремать. Но вот открыт люк, и сразу в самолете становится холодно, зябко, неуютно.
— Ну, ребятки, ни пуха вам, ни пера. Давай по одному! — говорит Аставин. Все это выходит просто, буднично, будто прыгают они не в тыл врага, а совершают обыкновенный тренировочный прыжок где-нибудь в Тушине.
Андрей на какое-то мгновение останавливается у выхода, стараясь рассмотреть сигнальные костры, которые, как ему говорили, должен зажечь Ковпак. Но он ничего не видит: ни костров, ни земли, ни неба. Луна уже зашла, и непроглядная темень окутала все вокруг. Ветер, как ошалелый, со злобой бросается на Андрея. Грабчак чувствует, что долго он так не продержится, приседает, отпускает руки от подручников и соскальзывает на крыло самолета. В то же мгновение его подымает какая-то неведомая сила и бросает в бездну. Заученным жестом Андрей вытягивает кольцо и чувствует, что он уже летит не вниз, а кверху, значит, все хорошо, значит, парашют раскрылся.
Андрей видит в темноте три мерцающие звездочки. «Да это же костры!»
Но костры мерцают недолго, куда-то исчезают. Андрей соображает, что его заносит в сторону. «Только бы приземлиться благополучно. А там разыщу», — думает он.
Но разыскивать не приходится. Не успел он собрать парашют, как увидел бегущих к нему людей. Это были ковпаковцы. Они заметили прилетевший самолет, видели, как он сбросил трех парашютистов, и поспешили на помощь.
Без расспросов ковпаковцы посадили десантников в сани и быстро доставили их в деревню, к самому «Деду».
Сидор Артемьевич, несмотря на поздний час, бодрствовал. В накинутой на плечи длинной мадьярской шинели мерил неторопливыми шагами большую, хорошо освещенную горницу. Десантников он встретил сухо, даже холодно.
— Садиться надо было, а не сигать с неба, не портить шелковую материю, — недовольно пробурчал Ковпак, когда Андрей, как положено, доложил ему о прибытии и целях десантников.
Грабчак позднее узнал, почему «Дед» был так недоволен. В его отряде свирепствовала эпидемия тифа, болезнь скосила многих бойцов, многие нуждались в больничном режиме, и надо было немедленно вывозить их на Большую землю. Ковпак, когда получил сообщение о прилете самолета, обрадовался, рассчитывая, что с ним он эвакуирует часть больных.
Однако долгожданный самолет помахал крылышками, сбросил парашютистов — и будь здоров! Станешь после этого ласковым да приветливым!
— Коль прилетели, то располагайтесь. Через хвылыну-другую комиссар придет, тогда и побалакаем, — Сидор Артемьевич обильно перемешивал русские слова с украинскими, но Андрей его отлично понимал. До военной службы он несколько лет работал в Донбассе, на шахте, жил вместе с украинскими хлопцами и научился понимать украинский язык.
Комиссар не заставил себя ждать. Подтянутый, в хорошо выутюженной одежде, чисто выбритый, он производил приятное впечатление. От его облика веяло чем-то хорошо знакомым. Андрей сразу узнал в нем кадрового военного.
— Руднев, — назвался комиссар и приветливо улыбнулся в свои коротко подстриженные усы.
После того как Андрей представил ему десантников, Руднев нетерпеливо сказал:
— Перво-наперво о Москве. Рассказывайте. Кажется, целую вечность не был.
И Андрей почти до утра рассказывал все, что узнал и увидел за два месяца, пока жил вместе с десантниками в Чернышевских казармах: и о том, как выглядит Кремль, и здорово ли разрушила фашистская бомба здание ЦК, и что идет в Малом театре. А Руднев задавал ему все новые и новые вопросы: как одеваются москвичи, возвращаются ли в столицу учреждения и предприятия. Ну и самым подробнейшим образом комиссар выведал, о чем шла речь на инструктаже, который получил Андрей перед вылетом у К. Е. Ворошилова и А. С. Щербакова.
— Если я правильно понял, то смысл разговора сводился к трем мыслям: партизаны должны бить фашистов, но не воевать. Если немец захочет нас уничтожить, то он постарается заставить воевать.
Читать дальше